И вспыхнет пламя
Шрифт:
Тысячи взглядов направлены на меня – такую маленькую и расстроенную. Вдруг среди публики кто-то начинает насвистывать незамысловатую мелодию Руты. Сигнал окончания рабочего дня в садах. На арене это был наш сигнал, означающий: «Я в безопасности». На последней, четвертой ноте я различаю того, кто свистел. Покрытый морщинами старый мужчина в выцветшей красной рубашке и комбинезоне. Наши взгляды встречаются.
То, что происходит дальше, нельзя списать на случайность. Огромная, заполнившая площадь толпа не может так слаженно действовать, если только заранее не подготовится. Все зрители до единого прижимают три
Раньше такой поворот событий мог бы растрогать меня до слез – если бы не визит президента. В ушах раздается голос, велевший утихомирить публику, и меня охватывает ужас. Как отнесется Сноу к этому единодушному приветствию девушке, бросившей вызов Капитолию?
Что же я натворила! И ведь не нарочно, как-то само собой получилось. Я просто хотела сказать спасибо, а в итоге пробудила к жизни нечто опасное. Призвала жителей Одиннадцатого дистрикта к публичному акту инакомыслия. Которое всячески должна была подавлять!
Судорожно соображаю, как бы уладить произошедшее, что бы такого сказать, но тут раздается легкий щелчок; микрофон отключен. Мэр продолжает речь. А мы принимаем прощальные аплодисменты, и Пит уводит меня к дверям, не подозревая, что все пошло неправильно.
Почувствовав себя как-то странно, я замираю на полпути. Перед глазами пляшут яркие пятна света.
– Что с тобой? – спрашивает Пит.
– Ничего. – Тут я замечаю его букет и слабым голосом лепечу: – Цветы забыла.
– Сейчас принесу.
– Я сама.
Мы уже скрылись бы под безопасной сенью Дома правосудия, если бы я не остановилась, если бы не вздумала пойти за букетом. Из глубокой тени веранды мы видим все своими глазами.
Двое миротворцев нашли старика, засвистевшего песенку Руты, и оттащили его на вершину лестницы. Поставили перед публикой на колени. И прострелили голову.
5
Старик едва успел повалиться, как перед нами возникает стена из белых мундиров. Миротворцы, некоторые с автоматами наперевес, подталкивают нас обратно к дверям.
– Идем-идем! – восклицает Пит, прижимая меня к себе и увлекая под сень Дома правосудия. – Все хорошо, да? Китнисс, вперед.
Как только двери громко захлопываются за нашими спинами, слышится грохот солдатских сапог. Миротворцы спешат вернуться к зрителям.
Хеймитч, Эффи и Порция с Цинной ожидают нас под экраном, наполненным помехами. Лица у них тревожные, напряженные.
– Что случилось? – кидается навстречу Эффи. – После прелестной речи Китнисс у нас почему-то пропала связь, а потом Хеймитчу померещился выстрел. Я ему говорю: чепуха, но сама думаю: кто знает? Психов на свете полно.
– Ничего не случилось, Эффи. Какой-то старый фургон газанул, – ровным голосом отвечает Пит.
Раздается еще два выстрела. Двери больше не заглушают их. Кто на этот раз? Бабушка Цепа? Сестренка Руты?
– Вы оба – за мной, – командует Хеймитч. Мы с Питом идем за ним, остальные не трогаются с места. Теперь, когда важные персоны в безопасности, миротворцы, расставленные по Дому правосудия, не обращают на нас внимания. Поднимаемся по роскошной мраморной винтовой лестнице. Наверху – длинный
Насколько мне известно, он был здесь лишь однажды – много лет назад, во время собственного тура. Значит, у него прекрасная память или безошибочное чутье: ментор уверенно шагает по лабиринту винтовых лестниц и сужающихся запутанных коридоров. Время от времени ему приходится останавливаться и толкать очередную дверь, которая, судя по сердитому скрипу петель, давно уже не открывалась. В конце концов мы забираемся по стремянке через какой-то люк – и оказываемся под куполом Дома правосудия. Огромное пространство заполнено сломанной мебелью, стопками книг, отчетов и грудами ржавого оружия. Повсюду толстым слоем лежит пыль – похоже, ее не тревожили много лет. Солнечный свет едва сочится через четыре грязных квадратных окна. Хеймитч пинком закрывает люк и поворачивается к нам.
– В чем дело? – рявкает он.
Пит выкладывает ему, что случилось на площади. Как прозвучала песенка Руты, как молча приветствовали нас зрители, как мы замешкались на веранде, как стали свидетелями убийства.
– Что здесь творится, Хеймитч? – спрашивает он напоследок.
– Лучше ты ему расскажи, – обращается ментор ко мне.
Не согласна: это в сотни раз хуже. Но делать нечего, и я как можно спокойнее говорю о визите президента Сноу, о волнении в дистриктах, даже о поцелуе с Гейлом. Объясняю, что мы в большой опасности, вся страна в опасности из-за моей дерзкой выходки с ягодами.
– Я должна была все исправить во время тура. Уверить сомневающихся, что тронулась от любви. Остудить закипевшие страсти. А вместо этого – что получилось? Трое убиты. Все, кто сегодня пришел на площадь, будут наказаны.
Мне становится дурно, и я опускаюсь на пыльную тахту, из которой торчат пружины вместе с клочьями мягкой набивки.
– Выходит, и я подлил масла в огонь, со своими деньгами. – Пит вдруг сбрасывает на пол настольную лампу, стоявшую на картонной коробке. Осколки летят во все стороны. – Пора уже прекратить эти игры! Вы двое шушукаетесь, делитесь тайнами, а меня даже не посвящаете. Словно я невменяемый тупица или слабак, недостойный доверия.
– Это не так... – начинаю я.
– Именно так! – огрызается он. – Китнисс, у меня в Двенадцатом дистрикте тоже остались родные, друзья. Думаешь, их это не коснется? Или после всего, что мы вместе перенесли на арене, я до сих пор не заслуживаю обыкновенной правды?
– Ты всегда был хорош и надежен, Пит, – возражает ментор. – Так умно вел себя перед камерами. Я не хотел ничего портить.
– И переоценил мои способности. Сегодня я все угробил. Что теперь будет с родными Руты и Цепа? Я подарил этим людям светлое будущее? Да им повезет, если они доживут до вечера!