И взойдет Солнце
Шрифт:
— Ты меня прости, но я пойду! Давай, увидимся завтра?
— Нет, — вдруг сменил тон Кирилл. — Если тебе надо идти, то иди! Тебя здесь никто не держит!
Он демонстративно отвернулся в противоположную сторону и будто впился взглядом в ничем не повинную стенку. Его молчание Маша расценила, как обиду, поэтому снова села рядом и вкрадчиво спросила:
— За что ты обижаешься на меня?
— Я? Я не обижаюсь. Ты же сама говоришь, что нужно идти, — упрямо повторил он.
— Но я же чувствую, что ты обиделся! Кирилл, я бы с удовольствием
— Да иди ты уже! — раздраженно сказал Кирилл, не поворачиваясь.
— Хорошо, я пойду. Пока, — покорно сказала Маша.
— Пока, — сухо попрощался он.
Когда он услышал хлопок двери, то со всей силы стукнул кулаком по стене от злости на самого себя. Как ему хотелось догнать Машу, прижаться к ее губам поцелуем и попросить прощения! Но он не мог этого сделать. Проклятая гордость, словно противная старуха, отговаривала его. «Она сама еще приползет к тебе на коленях! Вот увидишь! Хотя, нет, не увидишь!» — смеялась она внутри.
— Машенька, деточка, с тобой все в порядке? — поймала ее в прихожей мама Кирилла.
— Да, Людмила Степановна, все отлично! — Маша наспех вытерла набежавшие слезы. — Вы извините, мне уже домой пора…
— Погоди, почему ты плачешь? — заметила добрая женщина.
— Да в глаз что-то попало, не обращайте внимания! До свидания! — Маша попрощалась и вылетела на лестничную клетку.
Но Людмила Степановна сразу поняла, что здесь что-то нечисто, и хотя она никогда не лезла в личную жизнь сына, сейчас почувствовала, что с ним нужно поговорить.
— Кирюш, к тебе можно? — осторожно постучалась в дверь.
— Заходи, — Кирилл водил карандашом по листку бумаги, вычерчивая резкие линии.
— Кирюша, сынок, ты знаешь, что я никогда и ни за что тебя не ругала. Но скажи, зачем ты так поступаешь с Машенькой? Она такая славная девушка! И принимает тебя, таким как есть, понимаешь? — Слова матери вкрадчиво проникали в сердце Кирилла, но он упорно не хотел их слышать, а продолжал рисовать, со всей силы давя на карандаш.
— Нет, не понимаю. Если бы ей было интересно со мной, то она была бы сейчас здесь, а не ушла делать свою дурацкую учебу! — раздраженно сказал Кирилл.
Людмила Степановна взглянула на почти черный от графита лист бумаги и погладила сына по плечу, пытаясь тем самым хоть немного его успокоить. Она прекрасно понимала, что Кирилл испытывал к Маше, и она боготворила эту девочку, поэтому всеми силами хотела ее защитить.
— Ты не прав, сынок. Она же не может сидеть с тобой двадцать четыре часа в сутки! Ей нужно учиться, — пыталась объяснить она.
— Я тоже учусь! Но ведь нахожу время для нее! — Кирилл продолжал старательно закрашивать лист.
— Мне кажется, что ты слишком зациклился на Маше. Может, тебе нужно найти какое-нибудь увлечение? — предложила мама. — Сейчас же столько всего есть интересного!
— Мам, можно я сам разберусь со своей жизнью? — грубо ответил он и с такой силой надавил на
— Хорошо, сынок, как скажешь, — Людмила Степановна встала со стула, подняла карандаш и положила его обратно на стол. — Но у Маши все же попроси прощения. Она не заслуживает такого отношения к себе…
Кирилл знал это. Он прекрасно понимал, что ведет себя, как законченный эгоист по отношению к Маше. Ведь она же имеет право на свою жизнь! Итак слишком много времени посвящает ему. «Мама права, мне нужно найти занятие. И обязательно попросить прощения у Маши! Да и у мамы тоже» — решил про себя Кирилл.
Когда Маша вернулась домой, то уже ни о какой учебе не могло быть и речи. Мозг отказывался работать, а по щекам текли предательские слезы. Ей с трудом удалось проскочить мимо родителей в комнату, чтобы они не заметили, что она плачет. Маше было горько и обидно. И хотя она уже смирилась со взрывным характером Кирилла, каждая новая вспышка приносила невыносимую боль. Она пыталась быть с ним сдержанной, ласковой, закрывала глаза на его выходки, а что получала взамен? Очередную порцию гнева! Но ведь сама Маша не виновата в его слепоте, а он при первой удобной возможности вымещает свой гнев на ней.
Маша выключила телефон и легла на кровать. Нужно заснуть. Сон лечит все, утром уже будет намного легче. Во всяком случае, хотелось в это верить.
На следующий день Маша встретилась с Наташей у входа в университет. Первой парой была физкультура, и девчонкам нужно было дойти до другого корпуса, чтобы попасть на нее.
— Маш, а что у тебя с лицом? — Наташа сразу заметила опухшие веки и синяки под глазами у подруги, и хотя та утром изо всех сил старалась их замазать, подругу было трудно провести.
— Не знаю, заболела, наверное… — равнодушно пожала плечами Маша.
— Не обманывай меня, пожалуйста! Я тебя слишком хорошо знаю. Ты вчера плакала, да? — Наташа как всегда была проницательна.
— Да…
— И по какому поводу слезы?
— Да так…
— Машунь, ну хватит уже! Рассказывай!
И Маша рассказала подруге все, что случилось вчера вечером. Она ни с кем не могла больше поделиться своими переживаниями, кроме подруги. Маша знала, что Наташа недолюбливает Кирилла, но ей нужно было кому-то все рассказать. Иначе можно было сойти с ума.
— Ну и тип… — задумчиво сказала Наташа.
— Наташ, я знаю, что Кирилл не подарок. Но я люблю его, понимаешь? — честно призналась Маша.
— Любовь любовью, но ты не должна давать ему помыкать собой! Ты разве еще не поняла, что он крутит тобой, как марионеткой? Если ты хочешь быть с ним, то должна выработать на это иммунитет. И уметь сказать «нет», — рассудительно заметила Наташа.
— Ты права, я слишком мягкая, — согласилась Маша.
— Ничего, я тебя научу, как вести себя с такими, как твой Кирилл! И не смей больше плакать из-за него, слышишь?