И я там был..., Катамаран «Беглец»
Шрифт:
С неловкой ношей мне все-таки удалось поймать двух коз. Кое-как обмотав рога концами веревки, я потащил за собой упирающихся животных.
Увидев меня, хозяйка ничуть не успокоилась, но, напротив, еще больше взялась волноваться о судьбе третьей козы и, упав на колени, стала снова упрашивать меня идти на новые поиски.
Только теперь я рассмотрел очертания ее тела под бесформенным грубым рубищем и с тревогой понял, что она должна совсем скоро родить.
Чтобы не волновать бедную женщину, я решил исполнить и эту ее просьбу, однако
При этом я добавил, что следую из монастыря со срочным известием в осажденную крепость, где умирающий от ран герцог дожидается моей помощи, а потому мне необходима лодка для переправы.
Женщина обрадовано закивала, показывая пальцем на речной берег и сбивчиво объясняя мне, что в кустах есть привязанная лодка с веслом и там же надо искать заблудившуюся козу.
Я без труда нашел указанное место — у старой ивы и вправду хранили лодку: свободный конец обмотанной вокруг дерева ржавой цепи валялся на земле. Но лодки не было. Зато невдалеке я увидел козу. На моих глазах она выбралась из зарослей лозняка и жевала теперь зеленевшую у воды осоку.
Прежде чем подойти к козе, я посмотрел на юг, и не напрасно: знакомая мне вереница новых дымков была совсем близко.
Затаившись в кустах, я ждал, глядя вперед, на поляну, куда направилась моя коза. С реки это место было видно очень хорошо. Первый плот появился из-за прибрежных зарослей. Карлики, заметив козу, оживились и принялись показывать на нее тем, кто плыл следом.
На втором плоту заметались. Многочисленная команда подняла шест, лежавший у самого края, и, навалившись тяжестью своих тел, воткнула его в речное дно.
Плот остановился точно напротив козы. Тогда карлики дружно нажали на рычаги механического сооружения напоминавшего пушку с коротким дулом. Ракообразный монстр раскрутил колесо устройства, в то время как полулягушка быстро разматывала моток веревки…
Из дула вылетела длинная коленчатая жердь, словно половинка подвесного моста, с двузубцем, нацеленным на козу.
На плоту привели в движение еще одно колесо, и вилка вонзилась в спину беззащитной жертвы. Белая шерсть стала багряно-алой…
От ужаса я зажмурился, а когда открыл глаза, карлики уже суетились вокруг бездыханной и окровавленной туши, лежавшей на бревнах плота.
Шест вытащили, флотилия продолжила свой путь.
Я уткнулся лицом в сухую осоку, и в те страшные минуты был похож на сущего ребенка, убедившего себя, что если не глядеть на зверя, то и зверь, конечно, не заметит… Так лежал я невесть сколько, будто притворившийся мертвым жук-олень.
Плеск воды под веслом вмиг отогнал терзавшее мой ум видение нависшего вверху двузубца. Я вскочил на ноги.
С середины реки приближалась лодка.
Седая сгорбленная старуха быстро и умело работала веслом. Подплыв, она бросила мне толстую веревку.
Я молча поймал конец,
Старуха оказалась здешнею повитухой и спешила к роженице, которой пообещала быть в назначенный срок — сегодня к ночи.
Я выразил удивление, ведь с противоположного берега хорошо просматривались развалины сгоревшего дома. И наверняка было видно все, что здесь произошло…
— Господь милостив к сиротам и калекам, — сказала на это старуха. — А особливо к тем, кому сам он не додал разума… Может быть, и жива бедняжка…
Я успокоил старуху и тут же узнал, что подопечная ее — дурочка, хромоножка, а теперь, выходило, и круглая сирота: родители ее, мельник с женой, жили в сгоревшем доме. Мельница же, скрытая от нас сейчас кронами старых ив, уцелела…
Несчастная хромоножка стояла у открытой двери. Завидев нас издали, стала махать рукой, подзывая к себе, при этом она отчаянно кивала на реку и бессвязно причитала во весь голос: мол, проклятые нифлунги убили и ее козу, и белую лошадь, и двух коров…
— При чем тут нифлунги, глупая! — остановила ее старуха. — Негоже думать тебе про бесовское отродье! Плюнь…
— Нифлунги… Злые нифлунги… — будто в забытьи шептала та, запирая дверь на все засовы, как только мы спустились в подвал.
— Да разве нифлунги боялись бы обыкновенных крыс? — рассердилась старуха. — Ведь они подземные жители и живут часто в крысиных норах. А эти бесовские твари боятся пуще огня… — И она, к удивлению моему, рассказала, как сама была у стен осажденной крепости и видела огненное кольцо, непрерывную цепь костров, в которых сжигается все живое, проникающее из замка, — будь то беженец, спасающийся от голода, или крыса, норовящая прошмыгнуть к реке.
Со слов старухи я понял, что эти дьявольские отродья давно могли бы взять осажденную крепость: столько у них пушек и загадочных бесовских машин, но они медлят, как будто сами смертным страхом боятся герцогского замка, как и всякого, кто придет оттуда…
— Так кто же они, эти твари? — спросил я.
— Бесы! — твердо сказала старуха и широко перекрестилась. — Нифлунгам нечего делить с нами. У них свой мир и свои тайны. А ежели б им сделалось тесно в нижнем мире и захотелось вдруг завоевать наш Митгард, они легко бы это сделали еще тогда, когда Христос по земле не ходил…
— Лошадь и двух коров… — не унималась между тем хромоножка. — И мою козу, и старого колдуна…
— Что? — ужаснулась старуха. — Они убили святого старца, царство ему небесное?!.
— Кровь, кровь, — твердила безумная. — Столько крови, как у нашего кабана… и унесли его на свой корабль, адским шилом пронзивши…
— Душа его с ангелами поет! — сказала, крестясь, старуха и вынула из котомки свежеиспеченный хлеб. Слова ее, признаться, покоробили меня, но я счел неразумным вступать сейчас в спор.