И заблестит в грязи алмаз
Шрифт:
В 06:20 Энвидия разбудила самая ненавистная мелодия трудовых будней – сигнал будильника. В его случае, как ни странно, такой сигнал вовсе не оповещал о необходимости сейчас же просыпаться и вставать, а лишь инициировал серию звонков будильника, число отложенных срабатываний которого зависело от того, насколько хорошо выспался за ночь слушатель-адресат. Так, если Маркович вдоволь отсыпался, то он откладывал будильник на десять минут вперед всего один раз. Если, проснувшись после первого сигнала, он ощущал умеренной остроты чувство недосыпания, будильник откладывался на те же десять минут уже два-три раза подряд. В той же ситуации, когда с первым звонком Сапожников только титаническим усилием воли мог заставить себя продрать глаза, чтобы спросонья
Из-за того, что Сапожников долго не мог заснуть и всю ночь ворочался, раздираемый сомнениями насчет некоторых нюансов реализации их совместной с Рязановым махинации, он закономерно ужасно не выспался и избрал запасной вариант с шестикратным переносом неприятного звукового сигнала на десять минут вперед. Он бы с превеликим удовольствием отложил его и в седьмой раз, но делать ему так было нельзя ни при каких обстоятельствах: в 07:30 каждое буднее утро он уже должен был стоять на автобусной остановке неподалеку от дома, где его подхватывал и после доставлял на работу корпоративный транспорт. Встав в двадцать минут восьмого, он небрежно умылся, в темпе спешащего на вызов пожарника оделся, запрыгнул в свои так и не отмытые от грязи белые кроссовки (потому как обуваться на столь важное и серьезное дело в невезучие мокасины, так подставившие его вчера перед Федором фактом отсутствия на них шнуровки, было в его суеверной догматике равноценно собственноручной подписи за неуспех намеченной операции) и, прихватив сумку с вещами, пулей вылетел на улицу, в спешке даже забыв спуститься по внутренней стороне лестницы.
Выбежав во двор, опаздывавший соня тут же почувствовал ударившее ему в лицо сбивчивое дыхание ветра, который даже не думал стихать вот уже как третий день подряд. «Да уж, погодка-то нелетная», – с горечью констатировал Энвидий. Как бы то ни было, но переносить на этой почве свою авантюру на другой день он был решительно не намерен, полагаясь на всепрощающий русский авось. «Да ладно, на доверии. Там пролететь-то надо будет всего метров пятьсот. Вряд ли на таком маленьком расстоянии коптер унесет ветром куда-либо», – заверял себя Сапожников на пути к остановке. Домчавшись до точки сбора, он залез в подъехавший через полминуты рандомэксовский корпоративный микроавтобус.
– Всем доброе утро, – с хмурым лицом по привычке поприветствовал собравшихся в автобусе коллег Сапог, усаживаясь на свободное место.
Коллеги, с разной степенью нескрываемости ненавидевшие не только свою работу, но и друг друга (исключением из чего сам Энвидий, безусловно, тоже не являлся), с разной степенью неискренности дружно отозвались приветствиями разной степени лицемерности.
– Энвидий Маркович, доброе утро, – протянул Сапогу руку сидевший напротив начальник службы качества Домбровский. – Я вам хотел вот напомнить, что в 09:30 у нас общее совещание. Вы должны будете поприсутствовать для настройки видеоконференции.
«Твою ж мать, сегодня же еще совещание это долбаное… Совсем из башки вылетело. Как бы мне с него слинять и за это время всю нашу затею провернуть, пока они там заняты», – размышлял аферюга, надумавший обратить в свою пользу неугодное ему мероприятие.
– Да-да, я помню, Борис Анатольевич, – соврал Сапожников, пожимая протянутую ему руку. – Вы же мне еще в пятницу днем напоминали несколько раз.
– Ну просто у нас же до этого обычно ваш начальник Ручкин этим занимался всегда, но поскольку он сейчас в отпуске, а сегодня такой ответственный разговор…
– Не беспокойтесь, все в памяти. Все будет в идеальном виде, – поручился за свою работу помощник системного администратора, на уме у которого в тот день крутились вещи
– Ой, это не ко мне. Это у генерального спрашивайте, – отмахнулся Домбровский.
Микроавтобус прибыл на завод строго по расписанию за пятнадцать минут до начала рабочего дня. По еще одному из сотни своих суеверных обыкновений пройдя именно через средний из трех турникетов на контрольно-пропускном пункте, Энвидий удивленно поймал себя на мысли, что первый раз в жизни он направлялся к своему кабинету с неподдельными рвением и воодушевлением. Предъявив охранникам к осмотру содержимое своей сумки, он вдохновенно поскакал по ступенькам на четвертый этаж, где находилось его рабочее место.
По дороге к кабинету, в самом начале коридора Сапога остановила показавшаяся из-за открывшейся прямо перед его носом двери голова начальника отдела закупок Ткаченко, который боязливо, одной лишь верхней оконечностью тела выглядывал из своего убежища с опаской того самого школьника, стоящего на стреме у входа в класс, пока его ушлые одноклассники, решив воспользоваться отсутствием в кабинете учителя, фотографируют лежащие на преподавательском столе ответы на предстоящую самостоятельную работу. Стрельнув бешеными глазами в оба конца коридора, он шепотом запросил у заслонявшего видимость Сапожникова разведданные, которыми тот, по мнению Ткаченко, мог обладать:
– Пс-с-с, Энвидий! Виолетту Викторовну не видел?
– Нет, не попадалась, – кратко доложил оставлявший желать лучшего разведчик.
Не получив нужного ответа на свой вопрос, руководитель закупок изобразил на лице неудовлетворенную гримасу и беззвучно залез обратно в бункер, прикрыв за собой дверь. Укрытием ему служила крохотная подсобка, где хранился инвентарь уборщиц, и прятаться в которой при обычных обстоятельствах глава структурного подразделения в здравом уме вряд ли бы стал. Привыкшего же к подобному зрелищу Марковича это ничуть не удивляло.
Сапог дошел до кабинета системного администратора, где они вдвоем с начальником заседали, большую часть времени занимаясь имитацией бурной трудовой деятельности, и вставил ключ в дверной замок. Когда он уже был готов открыть дверь в родные пенаты, его одернул раздавшийся откуда-то справа мерзкий, скрипучий и хорошо знакомый ему голос:
– Ванадий Иванович, здравствуйте… Вы у нас сегодня на совещание идете вместо Ручкина Андрея Руслановича… Вы, я надеюсь, поставлены в известность?..
Энвидий с испугом машинально повернулся в сторону обладательницы на редкость скверного сопрано. Из-за угла коридора к нему обращалась еще одна высунувшаяся голова, на этот раз – принадлежавшая начальнице финансового отдела Виолетте Викторовне, про которую у него только что спрашивал Ткаченко. На лице женщины сияла в совершенстве ею отработанная приторная неестественная улыбка, которая украшала ее физиономию даже тогда, когда она хладнокровным равнодушным тоном доносила до сведения сотрудников пренеприятные для них известия: например, о том, что они уволены, или о том, что в этом месяце они по какой-нибудь причине будут лишены премии. Запоминать имена рядовых сослуживцев низшего и среднего звена, к которым относился и Сапожников, она, видимо, считала не только нецелесообразным, но и вообще ниже своего достоинства, поэтому Эн нисколько не оскорблялся тем, что тщеславная Виолетта Викторовна неправильно называла его по отчеству Иванович, а вместо его имени произносила название химического элемента.
– Конечно, Виолетта Викторовна. Доброе утро, – услужливым голоском отчитался Сапожок, неумело состроив в ответ натянутую улыбочку, которая, в отличие от его искусно владевшей техникой притворства собеседницы, сразу же выдавала в нем плохого актера.
– Ну смотрите, Ванадий Иванович… Сегодня очень важные переговоры с крупным заказчиком… Денис Марсович просил меня еще раз вам передать, что никаких технических неполадок ни в коем случае возникать не должно… – нарочно растягивая слова и делая по ходу речи мхатовские паузы, предупредила руководительница финансового подразделения.