И.Ефремов. Собрание сочинений в 4-х томах. т.4
Шрифт:
Шесть дней под непрерывным мелким дождем шел караван на северо-восток. Следы человека, зимних кочевок эвенков исчезли; ни одного порубленного дерева не встречалось маленькой партии. Вершина Хорпичекана пряталась в гуще густого мелкого ельника. Оглянувшись назад, перед тем как войти в заросли, Чурилин увидел позади почти весь путь последних двух дней. В прояснившемся на несколько часов воздухе дрожали влажные испарения, придавая обширному пространству болота призрачный вид.
Чурилин и его товарищи насторожились: болото пересекали два больших лося. Они шли спокойно, не видя людей. Высокие ноги животных двигались неторопливо,
— Досадно смотреть! — произнес Султанов. — На этаких длинных ногах никакое болото не страшно. В день по двести километров можно делать! — Он с огорчением поглядел на свои ноги в тяжелых сапогах.
Чурилин рассмеялся, а проводник расплылся в улыбке, хотя и не понял, о чем шла речь.
— Мясо, однако, здесь будет! — весело сказал эвенк.
Чувство тревоги не оставляло Чурилина. Времени на работу, собственно, уже не было. Они двигались вперед за счет срока, необходимого на возвращение. И все-таки маленький отряд все глубже забирался в удаленные от больших речек, безлюдные болота.
Центр Амнунначи вполне соответствовал данному эвенками названию: это была совершенно безлесная равнина, покрытая кочковатой сухой травой, на серо-желтой поверхности которой выделялись темные пятна моховых полян. Равнина постепенно понижалась, охваченная вдали едва видной щеткой низкого леса. Только налево горизонт закрывался чернеющей ровной полосой: там местность, видимо, имела более крутой спад и выступали далекие горы. Вскоре небо затянулось ровной свинцовой пеленой, снова заморосил дождь. Огромное пространство труднопроходимых болот, в которых затерялись четыре человека, давило и угнетало, внушая мысли о недостаточности человеческих сил. Как бы ни хотелось человеку выбраться отсюда, но только недели, только месяцы могли освободить его из этого плена. И не случайно Султанов позавидовал лосям: самый сильный человек, самые привычные ноги смогут сделать за день по мягкому моховому покрову, хлюпающей грязи, цепляющейся траве и багульнику не более тридцати тысяч шагов. И если их нужно полмиллиона, чтобы выйти из этих болот, кричите, бейтесь в тоске, зовите кого хотите — ничто вам не поможет. Тридцать тысяч шагов, и из них ни одного неверного. Иначе, попав между кочками, корнями, в щели каменных глыб россыпей, треснет хрупкая кость. Тогда — гибель.
Караван повернул под прямым углом налево, к далекой долине Мойеро. За сеткой дождя ничего не было видно, целыми днями шли только по компасу. Чурилин и Султанов почти не разговаривали, рабочий с эвенком тоже молчали. Ночью жалобно звенели ботала лошадей, голодные кони толклись вблизи палатки. Иногда раздавался хриплый короткий рев лося — началось время осенних боев между самцами…
На повороте только что проложенной тропинки Чурилин увидел остановившийся караван. Лошади сбились в кучу.
— Максим Михайлович, идите скорее! Воронок напоролся! — крикнул Петр с отчаянием в голосе.
Чурилин подошел. Молодой вороной конь был уже освобожден от вьюка и седла и стоял в стороне. По коже его пробегала крупная дрожь, задние ноги подгибались.
— Провалился сразу обеими ногами — и на пенек брюхом, — мрачно пояснил Султанов.
Кровь широкой струей сбегала по левой задней ноге Воронка. Конь пошатнулся и поспешно лег.
— Что делать, Арсений Павлович? —
— Что тут сделаешь? — Султанов отвернулся и пошел в сторону. — Только я не могу…
Жалость к животному больно кольнула Чурилина. Но караван стоял, и Чурилин, слегка побледнев, взял бердану и лязгнул затвором. Ствол стал медленно подниматься к уху Воронка. Петр, застывший было в горестной неподвижности, сорвался с места и вцепился в бердану:
— Максим Михайлович, не стреляйте! Говорю вам, Воронок поправится, сам пойдет за нами…
Слезы текли по его щекам.
Чурилин охотно уступил просьбам Петра. Груз, который нес Воронок, распределили между тремя другими лошадьми, седло взвалили на четвертую. Воронок лежал и, вытянув шею, следил за исчезавшим вдали караваном…
Справа, у крутого бугра, из расплывчатой светлой грязи талика совсем незаметно возник маленький ручеек.
— Камни, Максим Михайлович! — И Султанов указал на небольшую возвышенность посередине ручья.
Крупные округлые гальки с красным налетом железа просвечивали сквозь воду.
— Я посмотрю. — Чурилин шагнул к ручью. — А вы скажите Николаю, что сегодня будем идти до темноты.
Султанов поспешил к проводнику. Эвенк, выслушав распоряжение, хмуро кивнул головой и объявил, что сам знает: надо торопиться.
От ручья донесся голос Чурилина:
— Стой, Арсений Павлович!
Сердце Султанова учащенно забилось. Он бросился назад. Чурилин размахивал куском камня и от волнения не мог произнести ни слова. Он молча сунул Султанову разбитый камень, а сам принялся лихорадочно выбрасывать на берег один за другим ослизлые валуны. Султанов взглянул на свежий раскол породы — и вздрогнул от радости. Кроваво-красные кристаллики пиропа выступали на пестрой поверхности в смеси с оливковой и голубой зеленью зерен оливина и диопсида.
— Грикваит! — крикнул Султанов.
И оба геолога принялись ожесточенно разбивать набросанную Чурилиным гальку.
Вязкая, плотная порода с трудом поддавалась ударам молотка. Каждый новый раскол открывал ту же пеструю грубозернистую поверхность. Султанов полез в ручей за новыми камнями, и только когда перед геологами предстал излом другого характера — темной, почти черной поверхности с зелеными точками, — Чурилин выпрямился и вытер пот с лица…
— Уф! — вздохнул Султанов. — Почти сплошь галька из грикваита. А этот уж не кимберлит ли?
— Думаю, что да, — подтвердил Чурилин. — Из неразрушенной части интрузии [58] .
Руки Чурилина, свертывающие папиросу, дрожали.
— Это не галька, Арсений Павлович, — тихо и торжественно проговорил он. — Такие валуны слишком крупны для маленького ручейка.
— Значит, ручей размыл… — Султанов в нерешительности остановился…
— …элювиальную россыпь [59] грикваитовой породы! — твердо окончил Чурилин. — Вспомните-ка, ведь грикваитовые обломки встречаются в африканских трубах в виде валунов, они округлены при извержении.
58
Интрузия — внедрение расплавленных пород (магмы) в трещины пустоты или между слоями в отдельных участках земли.
59
Элювиальная россыпь — месторождение, образовавшееся на месте без переноса или смещения продуктов разрушения горных пород.