И.О. Древнего Зла, или мой иномирный отпуск
Шрифт:
— Ладно, — вздохнула я, — так и быть.
Моя паутина пришла в движение, пауки стремительно поползли во все стороны, захватывая сознание за сознанием, обращаясь страхами и кошмарами, советчиками и испытаниями. Сила из этой паутины медленно, но уверенно потекла ко мне, восстанавливая повреждённую сущность.
Обычно я не слишком люблю такой метод, но здесь и сейчас он был лучшим решением.
Более-менее восстановив силы, я перекрыла канал, предварительно убедившись, что никого не прибила в процессе и каждому из использованных людей оставила в
Не всем пойдёт на пользу, конечно. Но это шанс на лучшее, а значит, мой долг погашен; что уже они будут потом делать с моим подарком, меня никаким образом не касается.
Когда с проблемой самочувствия я более-менее разобралась, на повестке дня встали другие вопросы. И я отправилась гулять по снам, решив начать с основного развлечения текущей ночи.
…
…
Император был стар.
Он обучался магии однажды, но не достиг в ней достаточных успехов для того, чтобы претендовать более чем на пару сотен лет. Никакие многочисленные эликсиры и вливания сил не могли гарантировать ему большего.
За это я в принципе люблю магию: в этой силе, в отличие от власти, существует хотя бы жалкое подобие справедливости… В определённой её форме.
..Император состарился, и дни его, с моим влиянием или без него, в любом случае были сочтены. Он и сам это знал, если присмотреться и разобраться; не признавал вслух, но и не желал принимать это знание, позволяя ему точить себя изнутри.
Войдя во Дворец его сновидений, сложно было не заметить этого тлетворного влияния страха перед неминуемой смертью, что дышала ему в затылок.
Оттуда же брало свои корни подсознательное желание утащить за собой так много людей, как только возможно.
Собственно, если заглянуть глубже, вся эта история с “давайте разрешим принцам призывать так много демонов, как они захотят, и отдадим трон тому, кто убьёт Тёмного Властелина” тоже имела именно такую природу. Все подобные истории прорастают из одинаковых корней, они узнаваемы с первых нот.
Нет, разумеется, если бы вы спросили самого Императора, он сказал бы, что это тут ни при чём. Он отыскал бы тысячи причин и разумных доводов, оправдывающих его поступки. Но вот незадача: его подсознание было честнее сознания, а действия говорили громче слов. Он уже нёсся по этому пути, пройдя точку невозврата, и не мог повернуть обратно.
Во сне Императора дворец был мрачен и величественен, полон жизни, но и лишён её. Небрежно шагая в тени крытого павильона, я наблюдала за болезненно-натужным весельем пира, что снился императору. Наложницы с одинаковыми лицами, придворные с идентичными оскалами, густое, как кровь, вино, и несмолкающий шёпаот моих пауков на фоне.
“Они все хотят обмануть тебя.”
“Они все хотят
“Они все тебе лгут.”
“Они смеются над тобой, пока ты не слышишь”
“Они ждут, когда ты умрёшь”
Шёпот и злорадный смех эхом гуляли по коридорам.
Император кричал:
— Казнить их! — и кровь текла на землю роскошных садов, и головы катились по газону — и шептали, и смеялись, а наложницы, не обращая ни на что внимания, сорвали платья и принялись извиваться в траве, обнажая звериные пасти…
До чего же похожи у них сны.
Сколько таких вот королей встречала я на своём пути? И сколько времени должно пройти, чтобы лица их не сливались у меня в одно, то самое, на которое я впервые смотрела, стоя среди толпы прочих невест?..
Я холодно улыбнулась.
Получать удовольствие, мучая живого, представляя на его месте того, кто давно умер — слабость и классический путь к саморазрушению. Люди бесконечно мстят обидчикам, давно мёртвым или ушедшим, и тем самым загоняют самих себя в тупик, не видя вокруг ничего, кроме бесконечных отражений прошлого…
У меня ушло много лет, чтобы научиться держать этот порыв в узде, замечать его и осознавать. Но в глубине души я всё же радовалась, что этот император именно таков.
Это всё упрощало.
Я выступила из тени павильона, скользя среди всей этой фантасмагории навстречу сновидцу, чьё лицо дрогнуло, пошло рябью, но всё же не стало лицом моего старого знакомого.
Маленькая личная победа.
Я, с другой стороны, преобразилась, обретая лицо, которое он сам для меня вообразил. Это не что-то новое: духи, которые приходят в сны, безлики, и только сам сновидец дарует им облик в соответствии со своими слабостями и страхами, воспоминаниями и надеждами.
Я позволила его сознанию и представлениям смешаться с моим сценарием. И, вполне неожиданно, вдруг стала юной девушкой, почти девочкой, с доброй улыбкой, болезненно-хрупким телом и большими серьёзными глазами.
— Братик, — сказала я-она, позволяя всем звукам утихнуть, а искажённым порождениям больного сознания — замереть, — всё хорошо, я здесь. Теперь всё в порядке.
С любопытством и нотой горечи я пронаблюдала, как волны проходят по лицу старого императора, обнажая беззащитный, доверчивый и полный тепла взгляд.
Я и не хотела бы знать, но это был вопрос уважения к нему — и, что важнее, собственного развития. Потому я заглянула в его сознание и посмотрела, как он играет с этой девочкой, своей сводной сестрой, во внутренних садах дворца. Она была его единственным другом — и единственным светом в мрачной, полной интриг и насилия атмосфере этого насквозь пропитанного ядом, жестокостью и страхом места.
Когда начался очередной виток борьбы за власть, мать этой девочки была обвинена в измене императору. Едва ли обвинение было справедливым, но как знать; так или иначе, принцесса и её мать были подвергнуты сначала пыткам, а потом казни на глазах у прочих членов семьи. Этот император тоже был там, тоже смотрел.