Иакова Я возлюбил
Шрифт:
Он просто сиял от радости.
Бабушка качалась в своей качалке, читая большую Библию в кожаном переплете, или, вернее, притворяясь, что читает. Он ей кивнул и сказал: «Миссис Луиза». Она на него не взглянула. Мама и Каролина уже шли из кухни.
— А, это вы, капитан Уоллес! — сказала мама, вытирая руки о передник. — Заходите, посидите у нас. Луиза, Каролина, вы не вскипятите чаю?
— Нет-нет, — сказал он. — Присядем все на минуту. У меня прекрасные новости. А так я очень спешу.
Мы сели.
Он положил на колени письмо и начал свою речь.
— Теперь молодым здесь так
«К чему он ведет?» — гадала я, все больше волнуясь.
— Вы знаете, — продолжал он, — как я отношусь к вашей семье, как обязаны мы с Труди… вам всем. А сейчас… — он едва сдерживался и вдруг улыбнулся мне. — Спасибо Саре Луизе, это она подсказала. Понимаете, Труди кое-что оставила. Я не знал, что с этим делать — я ведь поклялся, что никогда не трону ее денег. Там немного, но на школу с пансионом хватит, — он заулыбался еще сильней. — Я все разузнал. Каролина может поехать в Балтимор и заниматься своей музыкой. Труди была бы очень рада, вы уж мне поверьте.
Я застыла, словно он швырнул в меня огромный камень. Каролина!
Сестра вскочила и обняла его.
— Постойте, — говорила тем временем мама, видимо, припомнив, что у нее две дочери. — Спасибо вам большое, но я не могу… Я должна поговорить с мужем…
— Надо его убедить, миссис Сьюзен. Сара Луиза, скажи маме то, что говорила тогда, про особые обстоятельства. Каролину нужно послать в самую хорошую школу, чтобы она училась дальше. А Сара Луиза? Ты ведь сама говорила?
Я издала горлом странный звук, заменивший, по-видимому, «да». Капитан так это и понял. Бабушка повернулась в качалке, чтобы на меня посмотреть. Я побыстрее отвела глаза. Она улыбалась.
— А, Сара Луиза? — сказала она, передразнивая Капитана. — Ты ведь сама говорила?
Я кинулась в кухню, бросив на ходу, что приготовлю чай, но слышала, как Капитан рассказывал маме и сестре о каком-то колледже в Балтиморе, где очень хорошо учат музыке. Слова свистели у меня в ушах громче бури. Я поставила чайник, взяла чашки и ложки — с большим трудом, они стали какие-то тяжелые. Когда я пыталась открыть коробку с чаем, вошла бабушка и стала рядом, и я оцепенела от хриплого шепота.
— К Римлянам, девять, тринадцать. «Иакова Я возлюбил, а Исава возненавидел».
Глава 15
Я разносила чай, прикрываясь посудой, чтобы не заметили улыбки.
— Спасибо, Луиза, — сказала мама.
Капитан кивнул мне, беря чашку с подноса. Каролина, оглушенная счастьем, наверное, меня не видела. Я унесла ее чашку на кухню, не обращая внимания на бабушку, которая улыбалась мне в дверях. Поставив поднос, я снова прошла мимо нее, чтобы скрыться в своей комнате. «Иакова Я возлюбил…» — начала она, но я пробежала поскорей к лестнице и вверх, по ступенькам.
Дверь свою я закрыла. Потом, ни о чем не думая, сняла платье, повесила его, надела ночную рубашку, залезла под одеяло и закрыла глаза. Шел четвертый час.
Наверное,
Когда пришло время ложиться, Каролина вспомнила, что у нее есть сестра, и сказала мне:
— Ты не обижайся, Лис. Мне это так важно.
Я покачала головой, но ответить не решилась. Какое ее дело, что я чувствую? Что это изменит, в конце концов? Капитан, сам Капитан, я его всегда считала другом — тоже за нее, а не за меня. С самого первого дня мы с ней, как Иаков с Исавом — младший взял верх над старшим. Говорил хоть кто-нибудь, когда-нибудь «Исав и Иаков»?
«Иакова Я возлюбил…» Вдруг мне как будто дали под ложечку. Кто же это сказал? Я забыла. Исаак, их отец? Нет. По Библии получается, что он любил Исава. Наверное — Ревекка. Это она так подстроила, что Иаков украл у брата отцовское благословение [12] . Ревекка… Я ее с детства не выносила, но все-таки знала, что это сказала не она. Как-никак «…возненавидел».
12
Библия, Бытие 27:15-29.
Я встала, закрыла шторы и зажгла лампу на столике между нашими кроватями.
— Лис? — сестра поднялась на локте и заморгала.
— Надо кое-что проверить, — ответила я, взяла из шкафчика Библию и, положив на ночной столик, стала искать нужное место. Послание к Римлянам, глава девятая, тринадцатый стих. Ну, вот. Это Бог сказал.
Закрывая книгу, я вся дрожала и побыстрее юркнула в постель. Значит, бороться незачем. Меня ненавидит Сам Бог, просто так, без причины. «Кого хочет, милует, — расковыривал рану стих восемнадцатый, — а кого хочет, ожесточает». Бог решил меня не любить, так Ему вздумалось. А сердце у меня ожесточенное, тоже Его дело.
Мама ненависти не проявляла. Следующие два дня какая-то моя часть следила за тем, как она на меня смотрит. Видимо, ей хотелось поговорить со мной, но сердце уже ожесточилось, и я увиливала.
После ужина, в пятницу, когда Каролина упражнялась, мама пошла со мной ко мне в комнату.
— Луиза, — сказала она. — Я хочу с тобой поговорить.
Я невежливо фыркнула. Она дрогнула, но промолчала.
— Знаешь, — проговорила она чуть позже, — я об этом много думала.
— О чем? — резко спросила я, решив не спускать ей.
— О том, чтобы Каролина поехала в Балтимор.
Я холодно глядела на нее, приложив к губам руку.
— Понимаешь… очень уж хороший шанс. Мы с папой и мечтать не смели. А, Луиза?
— Да? — я вгрызлась в заусеницу и дернула так, что показалась кровь.
— Пожалуйста, не мучай ты палец!
Я опустила руку. Чего ей надо от меня? Разрешения? Благословения?
— Ты пойми, мы… мы в жизни бы не смогли туда ее послать. Еще в Крисфилд — как-нибудь… Заняли бы денег под будущий год…
— Зачем ей Крисфилд, когда она может…