Ибн Сина Авиценна

Салдадзе Людмила Григорьевна

А вот поучения со стороны продавца: « ¹/ ₄дирхема на хну делает рабыню дороже на 100 дирхемов. Рабов перед продажей обучи поведению: девушки пусть будут кокетливы и стоики с молодыми покупателями и податливы со стариками. Юноши — загадочны, молчаливы перед молодыми мужчинами, томно опускают глаза перед старыми. Кудри юноше-рабу не срезай. Не забудь и покупателю рассказать о достоинствах товара. Объясни, что девушки из Мекки так дороги потому, что склонны к искусству пения и необычайно кокетливы. За некоторых из них можно даже получить 13 тысяч дирхемов, если они певицы. Еще дороже девушки из Медины, потому что отличаются нежностью. Дороже их вавилонянки, ценящиеся умом. Берберийки всех дороже, потому что хорошо рожают.

Негритянки же (не забудь им в день продажи приколоть в волосы или вложить в губы белую розу), и падая с неба, будут отбивать ритм. Но самые дорогие, конечно, — белые рабы. Смотри, не продешеви! Недаром матерями многих халифов были греческие рабыни… И учти: для мусульманина сойтись с рабыней не грех, для христианина — грех. Они стыдятся этого. Поэтому пусть девушка-рабыня ведет себя с покупателем-христианином как сестра, а с покупателем-мусульманином как наложница» [68] .

68

Из книги «Кабус-намэ», написанной внуком эмира Кабуса, современником Ибн Сины.

Когда Синедрион (высший религиозный иудейский суд) приговорил Христа к смерти, Понтий Пилат, римский наместник Иудеи, приказал солдатам сильно избить его и потом избитого привел в Синедрион.

— Се человек, — сказал он, думая, что вид Иисуса вызовет у них жалость, и они отменят приговор.

Нет, человек, если он раб, не вызывает жалости. Пришел к апостолу Павлу беглый раб, Павел… вернул его хозяину. Через 300 лет Блаженный Августин поспешил исправить эту оплошность, заявив, что христианство не пассивно к рабству, посчитает его наказанием за грехи. Однажды к Мухаммаду пришёл вождь одного племени и сказал: «Этот раб — мой сын. Возьми золото за него», Мухаммад ответил: «Без всякого золота, как захочет раб, пусть так в будет». Раб попросил у отца разрешение остаться…

О случае с Мухаммадом и рабом рассказал Муса-ходже крестьянин Али, Слепой старик был потрясен этим не меньше, чем происшедшим накануне в суде. Не всякий богослов прозрел бы то, что прозрел Али: хиджру пророка Мухаммада.

Муса-ходжа зажег свечку и задумался о пророке.

В прошлом бедный сирота, Мухаммад ходил с караваном по всей Аравии, как погонщик, прославился честностью, его даже стали называть ал-Амина («Достойный доверия»), и богатая вдова Хадиджа однажды доверила ему все свои караваны. Потом они поженились: 49-летняя. Хадиджа и 29-летний Мухаммад.

Когда мекканцы переругались, решая вопрос — какому племени внести во внутрь только что отремонтированного храма Каабы Черный камень, Мухаммад сказал: «Положите Камень на полотно, все вместе возьмитесь за него и войдите в храм».

Вот так он и жил до сорока лет — честный и скромный, и все думали, он счастлив, но все больше и больше росла в нем тоска. И он подолгу бродил по пустыне, сидел в пещере Хир, на горе Ноор, мучимый мыслями о несовершенстве мира.

«Поистине, прав Мухаммад, — думал Муса-ходжа: — „От гибели общину спасет только то, что ее породило — откровение искренности“. Разве не болен сегодня ислам? Заперся в доме и никого не пускает.

Отец рассказывал, — вспоминает слепой старик, — как сбросили в Бухаре с минарета Калян двух английских офицеров [69] . За то, что они под видом дервишей пробрались в Бухару. А после них приходил ученый-венгр [70] , — тоже под видом дервиша, написавший потом книгу о Средней Азии и Бухаре, — хоть так приоткрыл окошечко в незнакомый европейцам дом, запертый на протяжении семисот лет!

Конечно, после того, как завоюешь пол мира, хочется посидеть одному в пещере Хир и все обдумать. Но если долго там сидеть, можно остаться в хвосте каравана: человечество никого не ждет. Хочешь, иди первым, хочешь, плетясь в хвосте я подбирай оброненное за ненадобностью.

69

О'Конолли

и Стоддарта в 1838 году.

70

А. Вамбери в 1863 году.

„От гибели общину спасет только то, что ее породило…“ Это, когда все берутся за концы полотна и вместе вносят сокровища в общий дом».

Сколько мыслей поднял в душе каждого Али вчерашним своим поступком! Муса-ходжа понял: отныне он никогда не оставит этого парня. До конца пройдет с ним его путь.

Эмир Алим-хан тоже не спал эту ночь, думая о словах Али о хиджре. «Что это было? Откровение? Но ведь Али — неграмотный, из бедных. Откуда такая тонкость души? Но ведь и Мухаммад из бедных!»

В окно ударили камни, закричали проклятья детские голоса, Эмир поморщился. Позвонил в колокольчик. Вошел дежурный по питью. Нет. Вошел дежурный по Туалету. Да нет… Вошел дежурный по свечам.

— А… Все равно. Пусть отнесут им халвы и все такое…

Взял свечку, накинул халат. Мальчики уже убежали. Тихо, Крупные звезды, словно глаза тех, кто жил в Арке до Алим-хана, смотрят на него. Вот глаза Буниата. Говорят, Арк все время рушился, пока тюркют Буниат строил его, и мудрецы посоветовали поставить в основание Арка столбы так, как расположены звезды Большой медведицы…

А вон глаза Исмаила Самани… Вон — хана Шейбани.

А это смотрит Мангыт. «Основатель моей династии», — думает Алим-хан.

Одна княгиня спросила эмира в Петербурге:

— А правда ли, что Чингиз-хан, когда отправлял своего сына Джучи на Русь, дал ему четыре тысячи воинов из племени мангыт, и вы — мангыт?

Ничего Алим-хан не ответил ей. Когда меркиты взяли в плен Бортэ, жену Чингиз-хана, и продали ее Ок-хану, а тот, дружа с Чингиз-ханом, не тронул ее и попросил забрать, Саба, посланник Чингиз-хана, поехал за ней и принял у нее роды в пути, да не нашел во что бы завернуть маленького Джучи — первого сына Чингиз-хана, положил его в тесто, так и вез.

Да, мангыты и чжурчжени пришли с Джучи из Монголии и долго жили на Волге, где и отюречились, поднялись до Казани. По русские князья в XV веке стали бить их. Тогда Шейбани-хан собрал всех и привел в Среднюю Азию. Узбеки — чистый тюркский народ Золотой Орды, не смешанный ни с чагатаями, ни с монголами, разгромили государство потомков Тимура, а три узбекских племени: шейбаниты, казахи и мангыты захватили власть.

Те, что пришли с Шейбани: чжурчжени, камские булгары (древнетюркские племена), хазары (булгары+тюркюты), половцы (потомки кипчаков, кипчаки потомки голубоглазых белокурых динлинов — аборигенов Алтая), аланы (родственные скифам), кипчаки, казахи (их ядро — кипчаки)… смешались со среднеазиатскими барласами и чагатаями (отюреченные монголы), тюрками: карлукам, потомками тюргешей, караханидов, уйгур, а также с монгольским племенем кара-китаев, с потомками арабов, таджиками, персами, туркменами и киргизами [71] .

71

На своей родине (Енисее) — последний европеоидный голубоглазый народ в Центральной Азии, к VIII веку отюречившийся, а в армии Чингиз-хана омонголившийся. Кроме перечисленных, Г. Грумм-Гржимайло называет до сотни других племен.

Вот каким был парод, населявший Бухарский эмират.

Когда Алим-хан пришел в северо-восточный угол Арка, в самый дальний его конец, где располагалось кладбище, то увидел, что дядя его, Сиддик-хан, тоже не спит, стоит во дворе и смотрит на звезды, лицо его было в слезах…

Оба смутились, увидев друг друга. Сиддик-хан, низко поклонившись, пригласил эмира в дом.

Во время болезни эмира Музаффара Сиддик-хан, правитель Чарджоу, приехал в Арк (без разрешения) навестить отца. А отец, оказывается, несколько дней как умер, придворные держали это в секрете. Тайно привезли из Кермине брата Сиддик-хана — Абдулахада — отца Алим-хана, и объявили его государем, а Сиддик-хана арестовали, и вот с 1885 года, уже 35 лет, он живет в этом доме один, в ему никуда не разрешается выходить.