Ибо сильна, как смерть, любовь…
Шрифт:
Я кивнул, хотя вот чего уж мне не хотелось, так это видеть своего хозяина еще раз, даже в гробу.
— Ну, хорошо. Я скажу Марине, она тебе позвонит, когда будем знать время. Ты будешь пока жить здесь у тетки?
— Нет, — быстро сказал я. — Я пойду сегодня же ночевать в общежитие. Там четыре человека в комнате, и в коридоре ходит народ всю ночь.
Он кивнул с пониманием дела и пошел вниз. А я быстро перепаковал все вещи, взял самое необходимое и рванул в общежитие. Позже я пришел еще раз с одним из своих приятелей, и мы забрали все остальное. На следующий день после занятий я забежал во двор, и соседи мне сообщили, когда будут похороны. Они так и остались в неведении обо всем, что происходило в тот страшный вечер и не находили в смерти моего хозяина ничего особенного. На похороны я, конечно, пришел с цветами как положено. Я стоял так, чтобы Борис и Марина меня увидели, но к гробу близко не подходил. Мне показалось, что они тоже стараются не смотреть на лежавшего там мертвеца. Беллочка, закутанная в черный газовый шарф, вообще сидела, не поднимая головы. На кладбище я тоже старался держаться подальше в толпе, и я думаю, и Боря и Марина меня понимали. На поминки я не остался, и вообще с того дня я больше в ту квартиру ни разу не заходил. Через две недели вернулась моя тетка и, зайдя к ней, я узнал, что Беллочка живет у Марины, а квартира стоит закрытая. Потом месяца через два тетка сообщила мне, что они нашли обмен и поменяли эту квартиру и Маринину на одну четырехкомнатную, а где,
Ну, а теперь я хочу дописать то, о чем я никому никогда не говорил, но чем действительно кончилась та история. Наверное, вы будете меня осуждать, но единственным оправданием мне может служить только то, что я тогда был очень молод, и во мне жил неистребимый дух авантюризма, жажда необычного и желание испробовать свои силы.
Мне уже давно хотелось найти место, где мой хозяин прятал свои деньги. Сидя в своей комнате, я иногда слышал, как Беллочка переворачивала всю комнату, пытаясь их найти, но у нее ничего не получилось, я знаю это точно, потому что слышал, как она говорила это своему Жене. Но неужели этот старик умнее, чем я? Такого просто не могло быть, и я тоже немало времени посвятил поискам. Когда я точно знал, что он у Марины и до позднего вечера не придет, я простукивал стены, рылся в шкафу, поднимал диван, но все было безуспешно. Тогда я решил мыслить логически. Деньги не могли быть спрятаны в кухне или в коридоре, так как на них могли случайно наткнуться соседи. Они точно были в комнате, и к тому же в таком месте, чтобы больной старик, у которого одна рука почти не действовала, мог легко до них добраться. Самой большой и вместительной вещью в комнате был, конечно, шкаф. Внутри не было ничего, это я знал точно, так как не раз устраивал там обыск. Потайных ящиков там тоже не было, это я проверил и не раз. Шкаф был без всяких ножек и плотно стоял на полу. Однажды я стал внимательно осматривать низ шкафа и заметил, что с левой стороны самая нижняя планка какая-то чуть-чуть кривая. Я посильнее нажал на нее, она поддалась и отвалилась. Между шкафом и полом открылось пространство. Я сунул туда руку, и вот она. Заветная коробка была у меня в руках. Чтобы взять что-нибудь оттуда и речи быть не могло. Я думаю, Юрий Давыдович часто пересчитывал свой капитал и точно знал, сколько там было. Да я вовсе и не нуждался так отчаянно в деньгах, чтобы воровать их и нарываться на неприятности. Меня гораздо больше привлекала идея обдумать и совершить какую-нибудь хитроумную авантюру, чтобы почувствовать себя умнее всех и втихомолку посмеяться над всеми. Даже, если старик умрет, я не смогу взять эти деньги просто так, так как тогда они все начнут их искать, и Борис точно уж найдет тайник. И подозрение все-таки падет на меня, а как я уже говорил, я в деньгах не очень нуждался, и главным для меня были не сами деньги, а чувство превосходства, которое я мог испытать. И однажды мне пришло в голову, что, если мой хозяин умрет, пока я живу здесь, хорошо бы заставить их поверить, что это он забрал свои деньги с собой. Лежа по ночам в постели я от нечего делать обдумывал эту идею, и, в конце концов, составил основательный план. Правда, я был уверен, что мне никогда не придется воплотить его в жизнь, но сам план мне нравился. Самым слабым местом там был, конечно, трезво мыслящий Борис, которого не так уж легко было напугать и заставить поверить в ожившего мертвеца, но в том-то и была вся прелесть этой авантюры. Без риска и без трудностей было бы совсем не так интересно. Когда Марина позвонила мне и, плача, сообщила, что Юрий Давыдович умер, а Борис в командировке, мне как будто в голову что-то ударило. Сейчас или никогда я должен был испробовать свои силы, иначе я бы всю жизнь жалел об этом. И я, проклиная себя за то, что так рискую и, возможно навлекаю на себя большие неприятности, чуть ли не помимо своей воли выдал Марине заранее подготовленную историю, о том, как ее отец только что приходил домой. Потом, когда я попросил ее дать мне десять минут, чтобы собрать вещи и подняться к тетке, я вытащил коробку с деньгами, надел старые пальто и шляпу Юрия Давыдовича и, взяв одну из его запасных тросточек, прошел по коридору, шаркая левой ногой и немилосердно стуча этой тросточкой по полу. Я слышал, как соседки отворили двери и даже как одна из них позвала меня, но только пошел быстрее и, выйдя на улицу, сразу же запер за собой дверь. Во дворе я все также подражая походке своего хозяина, направился в дальний угол и там, в темноте закопал коробку в заранее выбранном месте. Потом я снова прошел через двор к выходу, снял под темной аркой пальто и шляпу и прокрался через подъезд в свою комнату. Там я бросил его вещи и побежал к тетке как раз вовремя, чтобы успеть ответить на Маринин звонок. Когда я поехал к ней, в кармане у меня лежала спрятанная баночка от горчицы, наполненная водой и тщательно завинченная. Тогда горчицу продавали в таких наглухо завинчивающихся баночках. У Марины, пользуясь тем, что она осталась стоять у лифта и побоялась войти вместе со мной в квартиру, я легонько обрызгал на вешалке его пальто и шляпу. После того, как я отвез Марину к свекрови, я вернулся в свою комнату и, не зажигая света, включил обогреватель и высушил возле него его одежду, я имею в виду, ту, которую надевал я. Он всегда носил пальто и шляпы только серого цвета, и я не сомневался, что никто из соседей не рассмотрел, были это старые или новые вещи. Ну, а дальше вы уже знаете. Обе Фани и баба Дуня подтвердили, что видели тем вечером Юрия Давыдовича и тем самым помогли мне убедить Бориса. Через два месяца я пришел в этот двор ночью и выкопал коробку. Единственное, чего я не могу понять, это кого видела и с кем говорила Мария Семеновна. Я уж точно не встречался с ней в подъезде и, конечно же, не говорил. Но Мария Семеновна это не баба Дуня. Все знают, что она кристально честный и очень интеллигентный человек. И если она говорит, что видела его и говорила с ним, значит так и было. Значит, он действительно приходил сюда после смерти за своими деньгами? И сказал, что ему плохо, потому что не нашел их? Но как он мог прийти, мертвые не ходят, это я точно знаю. И в тоже время Мария Семеновна не могла соврать. Так все-таки приходил он домой после смерти? Или нет?
Портрет
Портрет вошел в мою жизнь, когда мне было двадцать лет. С тех пор я часто думал, что было бы со мной, если бы наши пути с ним не пересеклись, как бы я прожил все эти годы. Скорее всего, я так бы и остался нищим рыбаком в маленькой деревушке на юге Италии. Потому что я родился именно в такой рыбацкой деревне, в бедной семье, где заработка отца едва хватало на хлеб и самое необходимое.
В нашей деревне все испокон веков занимались рыбацким промыслом. В любую погоду мужчины уходили в море на своих лодках и часто оставались там навсегда. Тогда в море уходили их сыновья, а женщины все также продолжали ждать их на берегу и молиться о том, чтобы они вернулись. Мы все с малолетства знали, что такое тяжкий труд, умели чинить сети и лодки и могли мгновенно на глаз определить стоимость улова. Проходили годы и десятилетия, а в нашей деревне почти ничего не менялось. Вот только в домах появились телевизоры, о приближении шторма стали узнавать не по приметам, а по прогнозам погоды по радио, а паруса и весла на лодках сменились моторами. Некоторые особо удачливые счастливчики стали выходить в море на катерах, но наша семья к таким богачам не относилась. Наоборот, дела у нас шли все хуже и хуже. Все началось
Но жизнь оказалась неласковой ко мне. Мне пришлось работать вместо отца, чтобы содержать семью. Сколько раз я с отчаянием думал о том, чтобы бросить к черту этот тяжкий труд и уехать учиться. Но тогда моим родителям просто нечего бы было есть, и к тому же у меня еще были младшие брат и сестра. Я просто не мог так поступить с ними.
Отцу становилось все хуже и хуже. У него определили туберкулез. И врачи посоветовали отправить его в санаторий. Нам пришлось продать лодку, и я теперь выходил в море на катере сеньора Романо. Он был самым богатым в наших местах, у него было целых два катера, и ему были нужны молодые и сильные работники. Уловы у него были хорошие, но денег он платил так мало, что нам еле хватало на жизнь. Постепенно я стал приходить в отчаяние. Мне все чаще и чаще приходило в голову, что так пройдет вся моя жизнь, и я ничего не добьюсь, и ничего не увижу, кроме осточертевших мне моря и рыбы. Когда я думал об этом, во мне поднималась жгучая обида на несправедливость жизни. Ведь если бы ничего не случилось с отцом, я бы уже давно учился в университете и готовился к успешной карьере. У меня было все для этого: блестящие способности, красивая внешность, грамотная речь и прекрасные манеры человека, воспитанного в состоятельной семье. Да, не удивляйтесь. Я с детства очень серьезно относился к тому, что мне предстояло добиться в будущем. Я много читал, я заучивал наизусть красивые слова и целые предложения, я копировал манеры, богатых людей, которых видел в кино. Я старался не употреблять ни простонародных слов, ни вульгарных жестов. Я знал, когда положено надевать костюм, когда смокинг, а когда клубный пиджак. Я в совершенстве знал, что едят какой вилкой, и как нужно вести себя за столом. О, я как никто был полностью готов к новой жизни, но судьба посмеялась надо мной. Когда я думал об этом, меня захлестывала бессильная ярость, и в такие минуты я был готов убить, украсть, ограбить кого угодно, только бы раздобыть деньги для моей семьи и обрести желанную свободу. Возможно, в конце концов, я бы и докатился до преступления, если бы в один прекрасный день не обрел Портрет.
Это действительно случилось в прекрасный летний день. С утра мы вышли в море на одном из двух катеров моего хозяина. Нас было двое, я и старший сын сеньора Романо, Бартоломео Чокнутый. Так его прозвали в нашей деревне за его надоевшую всем набожность. Он с детства мечтал уйти в монастырь, но отец не позволил ему, так как ему нужны были работники. Так он и остался полурыбаком-полумонахом. Целыми днями он не расставался с молитвенником, и при первой же возможности бежал в церковь. Его никто не любил, потому что он везде и во всем видел смертные грехи и тут же принимался их осуждать. Ходить на танцы — грех, обнимать девушку — страшный грех, даже просто смеяться тоже было грешно. Скорее всего, в прошлой жизни он был великим инквизитором, а то и самим Торквемадой. Вначале меня страшно раздражали его вечные обличения, но потом я научился просто не обращать на него внимания. Наверное, он действительно был просто немного сумасшедший.
Так вот, погода в тот день была прекрасная, на небе ни облачка, море спокойное, тихое, хотя находка такой зловещей вещи, как Портрет, уж точно должно была бы сопровождаться не меньше, чем бурей. Но это мне стало приходить в голову потом, когда я уже знал, к какой страшной цепи трагических событий привело его появление. А тогда мы спокойно вытянули сети и стали выбирать из них рыбу, когда под сверкающей серебристой чешуей тускло блеснула зеленоватая бронза. Я быстро разгреб оставшуюся рыбу и увидел плоский бронзовый чемоданчик, опутанный водорослями. Мне будто в голову ударило, вот он, пиратский клад, найти который было пределом мечтаний всех жителей нашей деревни, и взрослых и маленьких. Все знали, что двести лет назад в наших местах хозяйничали пираты. Многие даже считали себя их прямыми потомками, и из поколения в поколение передавали легенды о несметных сокровищах, затонувших в море у нашего побережья. Неужели мне все-таки повезло? Бог услышал мои молитвы, и клад попал в руки именно мне.
— Не думай, что ты сможешь прикарманить все сокровища из этого сундука, — раздался у меня над ухом скрипучий голос. — Этот клад попал в наши сети, когда мы ловили рыбу на нашем катере, поэтому он принадлежит нам.
Если Чокнутый думал, что я сразу же так легко уступлю ему эту добычу, то он ошибался. Я прикинул на глаз размеры сундучка. Он был примерно тридцать сантиметров в ширину и сантиметров сорок в длину. Толщина было, правда, совсем небольшая, сантиметров двадцать. Но даже при таких размерах, чем бы он ни был наполнен, золотом или драгоценными камнями, все равно там было достаточно для двоих.
— Даже и не мечтай об этом, — холодно сказал я ему. — Этот клад мы поделим на двоих, и поделим его сейчас, немедленно. А если ты думаешь, что я соглашусь отдать все вашей семейке, то ты ошибаешься. Я скорее сброшу тебя за борт и удеру на этом катере, а потом затоплю его, и никто никогда не узнает, что здесь случилось. Ну, и как тебе нравится такой вариант?
Он еще что-то ныл, но я прекрасно видел, что он испугался. Он был тощий из-за того, что вечно соблюдал пост и изнурял себя молитвами, и я был гораздо сильней его. Не обращая больше на него внимания, я взял багор и стал взламывать сундук. Уж что-что, а закрыт он был на совесть. Мне пришлось изрядно потрудиться прежде, чем его крышка начала поддаваться. Чокнутый забыл про свои претензии и тяжело сопя, помогал мне взломать его.
Наконец, замок треснул. Дрожа от нетерпения, мы откинули крышку и одновременно застонали от разочарования. Там и в помине не было никаких драгоценных камней, ни золота, и даже ни серебра. Там вообще ничего не было, кроме картины, размеры которой точно соответствовали размерам чемоданчика. Я торопливо вытащил ее и стал разглядывать, а Бартоломео увидев, что на ней изображено, только сплюнул и тут же начал торопливо шептать молитвы и неистово креститься. Признаться, я его понимал, потому что у меня самого по телу побежали мурашки. Мне показалось, что на этой картине был изображен сам дьявол, или, во всяком случае, кто-то очень похожий на него.
Вот так и произошла наша первая встреча то ли с проклятием, то ли с благословением всей моей жизни — с Портретом. В общем-то, на первый взгляд это был самый обыкновенный старинный портрет, каких есть множество в любом музее. Он изображал мужчину средних лет, одетого в костюм испанского гранда. Вообще-то, это я так решил, что гранда, но так как я никогда не был ни знатоком истории, ни живописи, очень даже могло быть, что я и ошибался. Во всяком случае, мужчина был одет в черный бархатный камзол, белую рубашку с красивыми кружевными воротником и манжетами. На голове у него, как и полагалось, был черный бархатный берет. Мужчина был изображен по пояс, одна рука в роскошных перстнях сжимала эфес шпаги, другая покоилась на какой-то подставке. У мужчины были длинные до плеч волосы и, конечно, усы и клочок бородки посреди подбородка. В общем, это был бы самый обыкновенный портрет, если бы не дьявольски злобное выражение лица. Его глаза просто горели ненавистью, а рот был искривлен в такой же дьявольской усмешке. Да уж, понятно, почему его бросили в море. Держать такое в доме было страшновато.