Ида Премудрая
Шрифт:
Тихо-тихо так сказал, практически без акцента. Чудеса…
Дом-дом, милый дом!
Я доехала, я доползла!
Дождь… Ну и дождь! И не прекращается — такой же сильный, как и был.
Подняв над собой вишневое пальто, добежала до подъезда. И… вперед на пятый этаж, без лифта. Кто пиццу ел, страдал и на работу забил? Не расслабляемся. И…
Я замерла на ступеньке перед своей лестничной площадкой.
Там кто-то был.
Сердце замерло и пустилось вскачь. Я уже хотела бежать вниз, позвать на помощь, наверное, как вдруг сгорбленная тень,
— Промокла?
Со ступеньки резко поднялся Кирилл. Его телефон запрыгал. И замер у моих ног. Я склонилась, чтобы поднять.
Мда и как же хорошо выгляжу… Словно обнажена и облита шоколадом. Мне идет…
— Чем обязана?
Кирилл стоял, не отводя от меня взгляда. Я, убедившись, что на фотографиях хороша неимоверно, перевела взгляд на мужчину. Попыталась понять, о чем он думает, о чем переживает.
Никто из нас не произнес ни звука… А дождь барабанил по стеклам, уговаривая не страдать по пустякам, не терять драгоценного времени.
— Жи-знь ко-ро-тка кап-кап-кап-кап, ко-ро-тка кап-кап, ко-рот-ка кап-кап…
Когда от молчания уже стало перехватывать дыхание, я не выдержала:
— Кирилл…?
Он не ответил. Только запустил руки в волосы, вцепившись изо всех сил, словно это могло ему чем-то помочь.
Я решила, что с меня хватит. В конце концов, для того чтобы просто молчать, не обязательно стоять в подъезде друг напротив друга. У меня день был… насыщенный. Ноги устали на каблуках. Красивая обувь тем и хороша, что экстаз получаешь дважды — когда любуешься собой в зеркале, и когда, придя, наконец, домой, касаешься босыми ножками пушистого ковра…
— Ида, — отмер Кирилл, когда я обходила его, словно нечто неодушевленное, выросшее без спросу перед дверью в квартиру.
Одно плавное движение — он касается моей руки. И уже не выпускает. Я чувствую его дрожь, в ответ дрожу сама…
— Что… Ну, что, что?! Теперь-то ты что от меня хочешь?!
Надо выдернуть руку. Надо уйти… Но…
— Ты прогнала. Я ушел. Это было разумно. Более того — правильно.
Он говорил тихо и быстро, словно в бреду. И с каждым словом… Ох… С каждым словом я понимала, что бороться с собой не могу! Руки дрожат, сердце болит, в носу щиплет… Может, ну его? Не буду я с собой бороться. Зачем?
— Ты знаешь, я самый молодой из советников президента. И меня считают самым зубастым и прагматичным. И… видит бог, не зря. Выгода, расчет. Да я не совершал никогда никаких действий, не просчитав заранее резоны и ответные действия противников. Ну, и заодно не проконсультировавшись с корпоративным юристом. Это мой мир, моя реальность. И мне в ней комфортно. Но…
Он привлек меня к себе и стал гладить обнаженную спину. Я вдруг поняла, что дико замерзла. А у него руки такие теплые…
— Знаешь… Тогда, на свадьбе. Я развеселился, когда меня вытолкнули целоваться с молодой очаровательной девушкой. Такой глупости со мной еще не случалось. И…
— И что? Что потом?
— Потом я прикоснулся к тебе… И мир исчез…
Я
— Что со мной, Ида?
Он кончиками пальцев приподнял мой подбородок и зашептал:
— Почему я веду себя как мальчишка? Раздолбал мерсом шлагбаум. Явился к тебе на занятия, в драку полез… Мне даже в голову не пришло охрану вызвать и приказать разобраться! Кому рассказать…
Я обиделась. Значит мои занятия по йоге и помощь с этими отморозками — глупый, мальчишеский порыв, да?! Мысль мелькнула, а попытки освободиться из его объятий так и не последовало… Я понимала, что уже просто придираюсь. Что он вовсе не это имел в виду.
Стою. Дрожу. Прижимаюсь к нему еще крепче.
Почему? Кто бы мне объяснил — почему…
— Я оставил при тебе охрану еще на несколько дней просто на всякий случай. Мало ли что… И когда отчет от смены на телефон пришел — открыл на рефлексе. Есть отчет — надо посмотреть. Принять решение. Увидел тебя… И… Понял, что схожу с ума. Представил, что кто-то тебя коснулся… Назвал своей.
— Ты еще меня во всем обвини! — я рванулась пойманной птицей из кольца его рук.
— Нет… Я не обвиняю. То, что между нами было — было самым чудесным, что произошло в моей успешной, головокружительной, и, как выяснилось, бессмысленной карьере, — он печально улыбнулся.
Целоваться на лестнице удобно… Чудесно… Волшебно…
Стоять на пару ступенек выше и плавиться под теплыми, сильными, ласковыми руками.
Целоваться на лестнице невозможно! Нестерпимо! Убийственно! Потому что сил нет терпеть… Надо оказаться в квартире, пересечь лестничную площадку, найти ключи, уронить, потерять, искать, а оторваться от его губ немыслимо…
Дождь слушал наши стоны. Милый, милый дождь! Ты, словно стражник, льешь стеной, загнав заранее всех по домам, убивая саму мысль о возможности выйти на улицу — а потому никого нет в подъезде….
За окном шумела вода, а в наших жилах вскипала кровь! Что-то неукротимо надвигалось, как цунами, время неслось вперед…Мы потерялись в этом водовороте, мы не могли понять, кто из нас кто, что мы делаем, зачем — это было не важно! Важно — успеть. Поймать, прижать, впиться, укусить, сжать, обнять! А потом — сохранить. Не забывать и помнить — единственное, что нам остается…
Помутнение рассудка? Бессмысленно? Нелепо? Неправильно?
Ну и пусть… пусть!
Глава восьмая. В окошко — день, а радость из окошка
«В окошко — день, а радость — из окошка!»
Джульетта
Ночь пролетела, оставшись сладким воспоминанием. За окном вставало солнце, блестела вымытая ночным дождем улица. Никогда не думала, что на новый солнечный день можно так сильно сердиться в душе. Ночь прошла — мы очнулись.