Ида Премудрая

Тур Тереза

Глава двадцать пятая. Немного о доверии

Доверяй — и тебя предадут.

Не доверяй — и предашь сам.

Роджер Желязны

Не помню, как оказалась дома, снова и снова прокручивая намертво застрявшую в голове мысль:

«Он просил семь месяцев… Просил не устраивать скандал, не задавать лишних вопросов. Просто подождать семь месяцев…»

Просил. Я же ему этой возможности не дала.

Почему? Потому что не поверила. Не поверила, а значит —

не доверяла. Разве такое возможно?! Искренне любить человека и не доверять ему вслепую во всем?

Оказывается, можно. Я люблю его. Люблю. Без него трудно дышать. Без него… без него существовать больно!

Но весь мой предыдущий опыт кричал о том, что мужчинам доверять нельзя, что меня предадут, поэтому я просто ждала, когда же это, наконец, случится. Я ведь с самого первого взгляда решила, что у такого человека как Кирилл просто обязан быть скелет в шкафу. Даже не так… У такого все шкафы и подвалы забиты скелетами! Яблоку негде упасть…

Дура…

А еще была ревность. Стоило лишь представить, как у него делается нежное, умиротворенное лицо, когда звонит эта японка — как я закипала.

Хуже всего, что она мне нравилась. Японка. Спокойная, сдержанная, сильная…красивая.

Он просил подождать, но так и не сказал правду. С одной стороны, в недоверии друг другу мы сравнялись по очкам, но с другой… Он обещал. Обещал этому…как его… господину Като. Может, харакири поклялся сделать, если слово нарушит! Запросто, кстати. Ведь Кирилл он… Он не простой человек. Он почти японец. Наполовину так уж точно. Плюс — политик. Конечно же, все это накладывает свой отпечаток, и то, что для меня чуть ли не дико, для него может быть очень важным! Разве не должна я была его чувствовать? Узнавать? Привыкать? Дышать в такт?

Со мной рядом — ЧЕЛОВЕК. Отдельная планета. А я… Разделила всех на кобелей да сусликов — кто ж мне теперь виноват? А все почему? Да потому что струсила! Потому что метко плеваться ядом во всех и вся легче, чем полюбить. Да, с риском предательства. Да, с безрадостной перспективой, что настанет день, наступит час, и легкие взорвутся от боли, сердце станет кровоточить, глаза тонуть в слезах, вот как сейчас…

Так. Ида — стоп! Хватит. Хватит заниматься самобичеванием. Да, виновата. Да, есть в предыдущей жизненной стратегии откровенная брешь, но это, в конце концов, вопрос философский. Считай, что все эти годы это было психотерапией. Ну, должна же я была как-то вылезти из тех историй! Я снова полюбила. Это плюс. Это значит, что я вновь ожила. Понять бы, что теперь со всем этим делать…

Помириться? Поехать к нему домой, кинуться в объятия? Прокричать, что люблю…

Нет. Слишком легко и просто после всего, что натворила.

А если не впустит? Не примет? Не простит? Отвернется, холодно мазнув безразличным взглядом, — что тогда? Как жить дальше, понимая, что все разрушила сама, своими собственными руками…

Завтра. Завтра я что-нибудь придумаю. Завтра будет новый день. Соберусь, найду силы выйти из дома, подойти к Кириллу и…

Мой мужчина спасал барышню в беде. Дочь друга. Он не любил никого

до меня, и искренне считал Миюки вполне себе приемлемым вариантом. Как говорят — подходящей партией. Может, надеялся, что уважение и доверие со временем трансформируется в нечто большее, как это часто бывает.

И я его понимаю! Почему нет? Он просто так же, как и я пытался обмануть судьбу. Предотвратить неизбежную боль. И так же, как и я, попал в ловушку. Судьба умнее и мудрее нас, на Земле живущих. Не подстелешь ты соломку, не обманешь высшие силы. Не выйдет. Не получиться…

Всю ночь я металась между раскаянием и злостью. Злилась. То на себя, то на него. Винила. То себя, то его. Жалела обоих и рыдала над жестокой несправедливостью мироздания.

Словно в бреду, пыталась подобрать слова, которые скажу. Скажу, когда найду в себе силы подойти. Если найду…

И чем дальше — тем страшнее. Что он скажет? Как посмотрит?

Я подпрыгнула — в дверь позвонили.

Или… судя по длинному, раздраженному звуку, звонили уже давно. Я посмотрела на телефон — куча пропущенных. И на число…

Это что же — я на сутки пропала? Настолько погрузилась в себя, что… Мамочки… Хорошо еще, что в дверь звонят, а не взламывают силами спецназа. Мама бы вызвала спецназ — с нее станется. Да и Васька с Дарьей в этом плане не лучше.

Ох…

С трудом поднялась, кряхтя как старуха, и медленно поползла к двери. Тело не слушалось, ноги не шли, будто все мышцы заледенели.

Не спрашивая, распахнула дверь.

— Идка!

— Ида!

Ко мне влетели Василиса и Дарья.

— Ты в своем уме?!

— Живая?

— Куда пропала?

— Мы соврали твоей маме, что ты улетела в командировку и просила нас ее предупредить.

— Спасибо, — прошептала я почему-то осевшим голосом (видать, нарыдалась).

— Опять Кирилл этот твой?

И хором:

— Я его убью! Гад!

— Девочки… — я их обняла и заплакала. Прямо на пороге, не закрывая дверь.

Что там нельзя делать через порог? Целоваться? Деньги передавать? Интересно, а реветь…? Реветь можно, или тоже плохая примета? Хотя… Куда уж хуже…

— Ааааа…. Ыыыыыыы…

— Ида…

— Идочка…

— Ну, тихо, тихо… Все будет хорошо…

И я все рассказала. Вот… все-все! Да простят меня япона лже-невеста и все стратегические тайны бизнесменов — японских и не очень.

— Что делать? — смотрела я на подруг сквозь слезы.

— Сначала — успокоиться, — специальным врачебным голосом проговорила Вася.

— Потом привести себя в порядок, — недовольно окинула Дарья помятую меня.

И снова хором:

— И поговорить с Кириллом.

— А если он не захочет?

— Тогда он совсем дурак. И тебя недостоин, — резко ответила Васька, разливая ароматный зеленый чай по чашкам. Хлебцы с куриной грудкой, огурчиком, помидорчиком и листьями салата были разложены на подносике в виде красивых, аккуратных, очень аппетитных бутербродиков.

С ума сойти! Васька… Да она макароны сварить не могла еще год назад! Что брак с женщиной делает…