Идеальная для колдуна
Шрифт:
— Мне хотелось слепить рыб — и я это сделала. В следующий раз слеплю кошку или птицу.
Феррандо поднялся. Амели хотела сделать шаг назад, но почувствовала, что ноги буквально приросли к паркету сырыми башмаками. Не сдвинуть. Он зашел за спину, склонился к уху:
— Почему рыбы? — слова звучали заклинанием.
Горячий шепот опалил кожу, и Амели зажмурилась, борясь с накатывающим трепетом. Это всего лишь тело. Тело.
— Мне понравились фонтаны не террасе.
Кажется, такой ответ все же устроил. Феррандо медленно провел пальцами по шее Амели, коснулся плеча:
— Ты
В горле пересохло, сердце колотилось, как безумное. Рука колдуна обхватила за талию, поползла на грудь, к вырезу корсажа. Пальцы втиснулись в ложбинку, нашаривая окружность.
Амели опустила голову, зажмурилась:
— Я не знаю.
Феррандо обхватил пальцами ее подбородок, заставил повернуть голову, заглянуть в глаза. Щека прижалась к жесткой вышивке его кафтана.
— А может, ты делала их не для меня?
Амели вздрогнула и перестала дышать. Еще не хватало, чтобы из-за ее глупости пострадал Нил. Просто не за что. Это было бы совсем несправедливо. Она смотрела в синие глаза, которые были сейчас настолько близко, что отчетливо виднелась темная, почти черная окантовка радужки. Амели никогда не видела такого чистого цвета, будто в глазах сверкали два ограненных сапфира. Но так хотелось выкрикнуть правду! Что для него она и пальцем бы не пошевелила. Пусть бы подавился!
— Для кого? — Феррандо нажал на подбородок, заставляя поднять голову еще выше. — Для кого?
Амели с усилием отвернулась, опустила голову:
— Для вас.
Колдун поглаживал ее щеку, уткнувшись носом в макушку:
— Ты все еще пахнешь пионом.
Внутри все трепетало. Амели дрожала, и он, конечно, это чувствовал.
— Люблю пионы… И люблю пирожки. У тебя искусные руки и, кажется… не самая пустая голова. В тебе есть почти все, чтобы стать хорошей женой. Не хватает лишь покорности, но это поправимо.
Да он просто издевался.
Феррандо вернулся за стол, плеснул вина в серебряный бокал и осушил залпом:
— Я утром ездил в Конклав.
Амели все еще не могла сойти с места. Стояла, опустив голову и комкая юбку.
— Ты не спросишь, зачем?
Да ей было наплевать. Единственное, чего сейчас действительно хотелось — убежать прочь. Не смотреть в это лицо, не слушать этот голос. Забиться в самый дальний угол и реветь, пока не заболят глаза.
— Ты не любопытна? — он поднял бровь, помедлил, не дождавшись ответа. — Неужели еще одно достоинство? Кажется, их становится так много, что перестаешь в них верить.
Амели сглотнула:
— Зачем, мессир?
— Объявить, что я намерен жениться.
— Я рада за вас, мессир.
Кажется, он был озадачен. Поднял брови, поджал губы и вновь плеснул вина:
— И это все?
Амели
— Все же я рассчитывал услышать, что ты, наконец, довольна. Ты же этого добивалась? Будет так, как ты хочешь. Но после будет только так, как хочу я.
Амели с трудом понимала смысл сказанного. Будто ослепла и оглохла. Наконец, подняла голову:
— Жениться на мне?
— На ком еще? С завтрашнего утра оглашения в городе, как и положено, во всех церквях и на всех площадях. Церемония через три дня в соборе святого Пикары. Я больше тебя не задерживаю. Ожидаю лишь благодарности и благоразумия.
Глаза щипало, в висках колотился набат. Девочки с самого детства мечтали выйти замуж, но точно не за колдуна… Это просто не поддавалось пониманию. Амели неосознанно качала головой: разве может быть такой муж? Чудовище, способное ослепить, оглушить… Разве она могла подумать, что он вообще способен жениться? Зачем? Ведь это на всю жизнь. И об этом узнает весь город. Жена колдуна… Да народ станет ее стороной обходить, как Гасту.
Амели сглотнула:
— Мессир, это шутка?
— Я не слишком люблю шутить.
— Брак, мессир, это так серьезно. Он нерасторжим.
Феррандо усмехнулся:
— Вполне расторжим. В случае смерти одного из супругов. Просто помни об этом и будь благоразумной.
Амели отчаянно мотала головой:
— Мессир, сжальтесь. Я вам совсем не нужна. Умоляю, мессир, позвольте мне вернуться домой. — Не помня себя, она кинулась в ноги колдуну, на паркет, схватила его руку и даже прижала к губам: — Позвольте мне уйти, мессир. Молю.
Феррандо подцепил пальцами ее подбородок, принуждая посмотреть в лицо:
— У тебя был шанс вернуться, но ты сама отказалась от него. Сама. Честь была дороже. Я лишь позволил тебе остаться честной женщиной. Я не беру назад своих слов. — Он склонился совсем близко, касаясь носом щеки Амели: — Твоя задача — сделать так, чтобы я не пожалел.
Глава 22
В старых легендах и сказаниях в таких случаях пишут что-то вроде «Разверзлись небеса» или «Небо обрушилось на голову». Ничего, конечно, не обрушилось, просто стало нечем дышать. Амели сидела в своей комнате на табурете у окна и смотрела в сад через мелкие ромбы дутого стекла. Бездумно, напряженно. Уже смеркалось. Сад подернулся синевой, поблек. Песчаная дорожка утратила позолоту поджаренной хлебной корки и на глазах превращалась в сереющий закаменевший сухарь. Казалось, стукни, и раздастся глухой сухой звук, будто ударяешь по куску пемзы.
Мари уже несколько минут копошилась в алькове — что-то прибирала. Скреблась, как мышь. Нет, как большая жирная крыса с омерзительным розовым хвостом.
— Барышня, ужинать не желаете?
Амели поджала губы, резко повернулась:
— Нет! И твои услуги больше не нужны. Иди спать.
Мари лишь похлопала глазами и пожала точеными плечами:
— Говорят, перед свадьбой так бывает. От переживаний. Но тут не плакать надо, сударыня! Радоваться.
Амели не удержалась и встала. Не ожидала такой наглости. И ведь, кажется, впрямь рада. А чего Мари не радоваться — не она будет обманутой женой, которой прислуживает наглая любовница.