Идеальная для колдуна

Семенова Лика

— Откуда знаешь?

Мари просияла улыбкой:

— Так уж весь город знает, барышня. Все рады.

Амели в бессилии вновь опустилась на табурет, закрыла лицо ладонями. Весь город… Значит, и матушка с отцом, и Эн, и даже Марта буфетчица…

— И ты рада?

Мари присела у нее в ногах:

— Конечно, рада. Мессир сделал прекрасный выбор — вы такая красавица. Барышня, хотите, травки успокоительной заварю? Валерьяну, пионовый корень. Вмиг полегчает. Всю ночь проспите, как младенчик.

— Пионовый корень?! — Амели отшвырнула служанку так, что та упала на паркет и лишь хлопала небесными глазами. Неужели, впрямь, непроходимая дура? — Вон пошла! Не уйдешь — за волосы выволоку. Вон!

Мари

поднялась на ноги, оправила юбку:

— Может, тогда раздеться прикажете. Я же должна…

— … вон пошла!

Мари наспех поклонилась и выпорхнула за дверь. Неужто можно так сыграть? Ни жестом, ни взглядом, ни малейшей черточкой не выдавала свой интерес. Лишь спокойное лицо, открытый безмятежный взгляд. Неужели ей самой не хотелось быть на месте Амели, если все так? Ни зависти, ни ревности?

— И за что это ты ее?

Амели не увидела, откуда появился демон. Может, по своему обыкновению подслушивал и подглядывал откуда-то с потолка. Его не было видно со вчерашнего дня.

Амели лишь отвернулась к окну:

— Не твое дело.

Теперь только Орикада с его мерзкими привычками не хватало.

— Можно подумать, что ревнуешь.

— Ревнуют — когда любят, когда не все равно, — Амели будто говорила со своим отражением в дутом стекле.

Демон хихикнул:

— А тебе разве все равно?

— Оставь меня в покое. Уходи.

Демон перекувыркнулся в воздухе и пожал плечиками:

— Я поздравить хотел. От чистого сердца. Ловко ты мессира окрутила — ничего не скажешь. А с виду дурочка наивная. Я тебя сначала даже жалел.

Амели поднялась, поджала губы:

— Окрутила? — она надвигалась на Орикада, сжимая кулаки. — Я окрутила твоего мессира? Да как у тебя язык поворачивается?

Она схватила с консоли зажженный канделябр и размахивала перед собой, будто рапирой. Колдовское пламя кренилось, шипело, делало невероятные кульбиты, но упорно продолжало гореть. Демон визжал, суетился, хихикал, пока в один момент не запахло жженой шерстью. Он съежился, похлопывая ладонью подпаленный локоток:

— Хватит уже! Ненормальная! И что я такого сказал?

— Все ты врешь! Если бы мне только позволили уйти — меня бы уже здесь не было. Не нужен мне твой хозяин. Ничего не нужно!

Демон скривился, сморщил нос:

— Ну и дура.

— Уходи, видеть тебя не могу.

Орикад обиженно вылетел из покоев под знакомое шлепанье перепончатых крылышек. Лишь бросил в дверях:

— Охолонись. Аж красными пятнами пошла.

Хотелось что-то швырнуть в уродца, но уже не было сил. Амели вернулась к окну, опустилась на табурет, и отчаянно разревелась, сотрясаясь всем телом. На улице уже стемнело. На фоне ночной черноты в стеклах отражались лишь отсветы свечей и ее перекошенное, искаженное лицо. «Охолонись…» Она выдернула из канделябра горящую свечу, зажала в руке и вышла из покоев. Сама толком не понимала, что собирается сделать.

Амели беспрепятственно вышла на террасу, поежилась от холодного ветра. Огонь свечи слег под порывом, но не погас. Она обогнула крыло дворца уже знакомым путем и решительно зашагала к павильону оранжереи. Исследовать в темноте колодец было довольно глупо, но все еще оставалась калитка, которую следовало лишь найти. Сейчас. Немедленно. Больше нечего было дожидаться. Осталось три дня. Точнее, уже два.

Чтобы найти ограду, Амели обогнула оранжерею. Задержалась на мгновение у обрыва, глядя на черную речную гладь, седые городские крыши. Здесь стало спокойнее, будто она убедилась, что выход все же есть. Пусть и такой. Она глубоко вздохнула, зашагала вдоль забора. Уперлась в знакомые заросли и вдруг заметила вдали, среди ветвей, дрожащий апельсиновый свет фонаря. Амели притихла, задержала дыхание. Прямо из глубины колодца,

держа светильник в вытянутой руке, поднимался Гасту. Прямо за ним виднелась светлая макушка с копной длинных волос. Амели попятилась и побежала к павильону, стараясь производить как можно меньше шума. Она предусмотрительно ткнула свечу пламенем в песок, и огонь погас, издав едва различимое шипение. Свет приближался. Амели пятилась за угол павильона, стараясь ступать совершенно бесшумно — лишь бы не заметил горбун. Когда под ногой хрустнула тонкая сухая веточка, она вздрогнула, сжалась и забыла, как дышать. Но Гасту и его спутница ничего не услышали. Амели укрылась за углом, припала к стене, чтобы быть как можно незаметнее. Полная луна на безоблачном небе, как по заказу, поливала округу ровным холодным светом. Горбун вальяжно вышагивал, высоко выбрасывая ноги в остроносых туфлях, и, кажется, даже что-то насвистывал. Фонарь раскачивался, отбрасывая на землю апельсиновый круг. Когда они подошли ближе, Амели едва не вскрикнула — женщина была совершенно голой. Стройная, ладная, с высокой упругой грудью. Судя по всему, молодая, хоть и сложно было отсюда рассмотреть лицо. На белой коже золотились теплые блики фонаря, придавая телу какое-то необыкновенное мраморное сияние. Она, молча и покорно, босая, следовала за уродом к каменной ограде над обрывом.

Амели лишь вытаращила глаза. Выходит, предположение оказалось верным: колодец ведет наружу, а Гасту лишь приволок из города шлюху, чтобы поразвлечься в укромном уголке. И каково это ей миловаться с таким уродом, да еще и на улице? Хотя, говорят, что им все равно, перед кем ноги раздвигать — лишь бы платили. Все внутри вопило, что надо бы уйти, невозможно оставаться и смотреть на это, но Амели просто не могла пошевелиться. Стояла, будто примерзшая, и смотрела во все глаза, аж в горле пересохло. Краснела и смотрела.

Женщина села на ограду, прямо на холодный камень, Гасту встал перед ней и почти загородил от глаз Амели. Интересно, знает ли об этих встречах Феррандо? И как было бы здорово, если бы он застукал их прямо здесь. Амели прикрыла рот рукой, понимая по движениям, что горбун попросту расстегивал штаны — никак не мог совладать с завязками. Женщина склонилась, теперь был виден только ее светлый затылок. Голова опускалась и поднималась. Гасту уперся кулаками в бока, глядя куда-то в небо. Создатель помилуй! Всегда, когда Эн заговаривала о подобном и многозначительно закатывала глаза, они обе смеялись до рези в животе. Но Амели не верила, что такое может оказаться правдой. Да никогда! И сама Эн, кажется, не слишком верила, хоть и утверждала, что все знает.

Амели прижалась спиной к стене павильона и часто шумно дышала: а если колдун заставит ее делать то же самое? От этой ужасной мысли обдало морозом, но внутри все предательски затрепетало. Сердце отчаянно колотилось, а в животе потягивало. Нужно непременно бежать. Дождаться, когда уйдет горбун, и бежать в колодец. Наверняка, он ведет к реке и, наверняка, там есть лодка. Просто должна быть лодка, иначе все бессмысленно. Ведь девица как-то прибыла. Возможно, самым отчаянным было бы бежать в колодец прямо сейчас, когда Гасту так занят. Но если бы знать, как надолго. Что если девица чем-то разозлит его, и он решит отправить ее назад.

Амели вновь опасливо выглянула, увидела, как горбун несколько раз толкнулся бедрами, постоял какое-то время, замерев, и начал завязывать штаны. Женщина по-прежнему сидела на ограде. Гасту посмотрел вниз, туда, где река и острые валуны. Наверное, высматривал, на месте ли лодка. Он вновь подошел к женщине, обхватил ее голову огромными ладонями и просто крутанул, сворачивая шею. Будто курице. Даже показалось, что ветер донес отвратительный хруст, переворачивающий все внутри.

И тут же столкнул в обрыв.