Идеальная мишень

Абдуллаев Чингиз Акифович

Берлин. 10 июля

Самолет немецкой авиакомпании «Люфтганза» должен был сесть в берлинском аэропорту Тегель точно по расписанию. Несмотря на то что Берлин вот уже десять лет как стал единым городом, в нем исправно функционировали несколько крупных аэропортов, которые, как и прежде, были распределены по отдельным зонам. Если самолеты Аэрофлота прилетали в бывший аэропорт Восточного Берлина Шенефельд, то самолеты немецкой авиакомпании «Люфтганза» по-прежнему летали в Тегель, некогда расположенный в Западном Берлине.

В полупустом салоне первого класса летело несколько пассажиров. Среди них — двое молодых мужчин. Один, невысокий, с бычьей шеей и тройным подбородком, очень коротко стриженный, явно не отличался изысканными манерами.

Едва

усевшись на свое место, он потребовал принести ему водки и коротал время с бутылкой всю дорогу. Время от времени он делал паузу и принимался донимать стюардесс своими наглыми вопросами. Малиновый пиджак он снял, словно специально для того, чтобы демонстрировать окружающим свою золотую цепь, просвечивающую через белую тенниску, свои неприлично дорогие часы и браслет на правой руке.

Список его драгоценностей был бы неполным без большого перстня с бриллиантом на толстенном пальце правой руки.

В отличие от этого здоровяка второй пассажир был и пониже ростом, и телом худ. Сквозь светлые волосики кое-где проглядывала плешь. У него были бесцветные глазки, почти лишенные ресниц. У правого глаза белел небольшой шрам.

В отличие от своего приятеля он почти ничего не пил, так молча и просидел более двух часов у иллюминатора. Лишь изредка закрывал глаза, но стоило кому-то пройти рядом, и он снова обращал взгляд к иллюминатору — дремал, как дикое животное, опытом жизни наученное осторожности. Он даже отказался от еды, хотя немецкая авиакомпания славилась своим обслуживанием пассажиров, заплативших за путешествие немалые деньги. Недоумевающие стюардессы предлагали ему и выдержанные коньяки, и самые лучшие вина, которые были у них на борту, но он ограничился лишь стаканом апельсинового сока и бокалом шампанского.

В последние годы стюардессы «Люфтганзы» привыкли к типам вроде обладателя малинового пиджака, наглецам, привыкшим считать, что весь мир у них в кармане. Но пассажиров из Москвы, отказывающихся от еды и напитков, они еще не встречали. Каждый из попадавших в салон первого класса считал для себя обязательным перепробовать все, что полагалось пассажиру, — еще бы, такие денежки заплачены.

Служащие «Люфтганзы» ни за что не поверили бы, услышав от очевидца повествование о жизни двух пассажиров. Еще десять лет назад они сидели в колонии усиленного режима, и койки их стояли рядом. Первый, Матвей Очеретин по кличке Бык, четырежды судимый, славился своим буйным нравом и невероятной физической силой. Но еще более известным человеком был молчун. В колониях, куда он попадал, его имя произносили шепотом; ходили легенды о том, как безжалостно и страшно расправляется он со своими врагами. Если посчитать, сколько людей было убито по приказу вора в законе Евгения Чиряева по кличке Истребитель, то перечень жертв вполне мог превысить список убитых в бомбежках летчиком-асом времен Второй мировой войны. Чиряев был известен и своей замкнутостью, крайне недоверчивым характером, о котором тоже ходили легенды. Этот человек словно шкурой чуял опасность, обходя все расставленные ловушки. С врагами он расправлялся быстро и безжалостно, друзей держал на расстоянии, предпочитая никому не доверять. Друзей, как таковых, у него и не было, лишь подельники, шпана, выполнявшая его поручения, да женщины, с которыми он спал и к которым относился как к самкам, удовлетворявшим его потребности. И еще — небольшой круг равных ему, бандитов, которые справедливо опасались его, ожидая в любой момент коварного подвоха.

В последние годы, когда из каждых десяти королей преступного мира восемь были уничтожены, Истребителя спасали только его недоверчивость и беспощадная жестокость, с которой он расправлялся с любым из своих, кто показался ему подозрительным.

События летних месяцев особенно встревожили его. Сначала был арестован Рашит Ахметов, поручения которого его люди выполняли и с которым их связывали деловые отношения. К этому времени бывший вор уже хорошо знал, что самые большие деньги бывают не у бандитов и даже не у авторитетов, наводивших ужас на жителей крупных городов. Самые большие деньги водятся у людей,

присосавшихся к государственным организациям и бюджетным источникам. Они были по-настоящему богатыми и влиятельными и умели при необходимости использовать уголовные авторитеты.

От одного из таких Чиряев и получил приказ устранить Силакова. Он понимал, что необходимость в этом после ареста Ахметова очевидна. Силакова убрали третьего июля. А уже через несколько дней сам Чиряев получил приказ исчезнуть из города. Он хорошо сознавал, как это важно для человека, занимающегося таким неприятным делом, — вовремя исчезать, не подставляясь под прицел наемного убийцы. Не решаясь искушать судьбу в очередной раз, он решил срочно улететь за границу, чтобы, обосновавшись в Австрии, оттуда руководить своими людьми. В Европе он собирался переждать опасное время и вернуться через полгода. В девяносто втором, когда уголовный беспредел захлестнул Москву и криминальная война унесла жизни многих известных в уголовном мире бандитов, он уже предпринимал нечто подобное. В стране тогда шел процесс передела власти, и многие заплатили слишком большую цену за самонадеянность. Он в те дни несколько перестарался, решив «наехать» на торговцев наркотиками, и получил вместо ожидаемой прибыли трупы своих «шестерок». Усвоив урок, он улетел за рубеж, а его люди еще долго торговались об условиях мира.

Истребитель улетел тогда в Прагу, где и просидел, пережидая опасное время, полгода. С годами он стал еще более осторожен и терпелив, старался действовать наверняка, не подставляться и не вызывать гнева своих «коллег-авторитетов». Но не всегда все шло гладко. После ряда спокойных лет он снова решил немного нарушить правила игры и оставить себе часть доходов, которые обязан был разделить с другими авторитетами. Был уверен, что успеет рассчитаться с ними, но, когда арестовали Рашита Ахметова, стало ясно, что Истребителю нужно срочно скрыться. Это была уже не проблема долга, а вопрос жизни или смерти самого Евгения Чиряева.

В аэропорту его провожало больше телохранителей, чем это положено даже федеральному министру. В напарники он взял Быка, парня, который отличался неимоверной физической силой при полном отсутствии мозгов. Последнее обстоятельство особенно устраивало Чиряева. Всякий рассуждающий опасен — так он считал. Наличие мозгов означало, что в какой-то момент человек может начать рассуждать и дорассуждаться до того, что выгоднее предать своего патрона, если кто-то заплатит гораздо больше. С Очеретиным это исключено. Во-первых, тот обязан Чиряеву своей жизнью и свободой, а во-вторых. Бык элементарно глуп, чтобы просчитывать варианты, с кем-то вести переговоры.

В салоне бизнес-класса находился еще один человек, с которым Чиряев не расставался во время своих поездок, хотя внешне их связь никак не проявлялась.

Об этом сотруднике не знало даже ближайшее окружение Чиряева. Франца Баугиса, бывшего сотрудника латвийской милиции, Чиряев «перекупил» еще в начале девяностых. Они были даже чем-то похожи внешне, оба замкнутые, хмурые, нелюдимые. К услугам Баугиса Чиряев прибегал тогда, когда требовалось применить нечто из арсенала нестандартных приемов. Но Баугис выполнял и роль резервного «наблюдателя», который со стороны изучал и оценивал степень опасности, грозящей Истребителю. В качестве этакой «тени» он сопровождал Чиряева во всех его поездках. Несмотря на то, что Чиряева и Очеретина провожала толпа телохранителей из Шереметьево-2, а в берлинском аэропорту их должны были встречать группы других охранников, Чиряев и в самолете находился под двойным наблюдением — Очеретина и Баугиса.

И тем не менее в самолете был еще один сопровождающий, о существовании которого Чиряев не подозревал. Он сидел в салоне экономического класса на одном из последних кресел и дремал, безучастный ко всему, затем, проснувшись, с аппетитом съел принесенный ему обед, выпил стакан минеральной воды и снова задремал. Человек с невыразительным лицом, сдержанный в движениях, незаметный, стандартно одетый, он мог спокойно затеряться в толпе, даже небольшой. Тип идеального наблюдателя, скользящего за «объектом» ловко и незаметно.