Идеальная жизнь
Шрифт:
Джозеф Стоящий на Солнце был древнее самой земли — по крайней мере, так болтали люди. Он сидел с Сайресом и Уиллом на длинной низкой скамье, которая шла вдоль всей стены его деревянной хижины. Разговаривая, он строгал дерево ножом, и Уилл наблюдал, как дерево в его руках сначала превратилось в собаку, потом в орла, затем в прекрасную девушку — меняясь с каждым взмахом руки шамана.
— Во времена моего деда, — вещал Джозеф, — такой мальчик, как ты, пытался бы разобраться в своем видении, когда стал готов к тому, что к нему будут относиться, как к мужчине. И если бы ему приснился гром, он стал бы Heyoka— священным шутом, юродивым.
Джозеф
— Ты знаешь об этом, мальчик?
Уилл кивнул: по дороге к шаману дед только об этом и твердил. Сотни лет назад Heyokasбыли юродивыми, людьми, от которых ожидалось странное поведение. Некоторые перемещались исключительно задом наперед, некоторые разговаривали на непонятном языке. Они носили лохмотья и спали без одеял на морозе, а летом кутались в толстую бычью шкуру. Они могли погрузить руки в кипяток и не обжечься — доказательство того, что они намного сильнее других людей. Иногда к ним приходили видения от высших сил, предупреждающие об опасности или о чьей-то смерти. Heyokasмогли предотвратить несчастье, но поскольку были Heyokas, то за свои усилия ничего не получали взамен. Уилл терпеливо слушал деда и думал только об одном — как ему чертовски повезло, что на дворе 1969 год.
— Что ж, — продолжал Джозеф Стоящий на Солнце, — ты не можешь быть Heyoka, сейчас двадцатый век. Но тебе обязательно приснится твой сон о громе.
Через три ночи Уилл сидел обнаженный в парной напротив Джозефа Стоящего на Солнце. Он и раньше видел такие парные; иногда их строили подростки и курили кактус в узких кособоких лачугах, «ловили кайф» и тогда бежали голыми по полю и ныряли в ледяные ручьи. Но сам Уилл внутри парной никогда не был. Время от времени Джозеф тыкал в раскаленные камни, которые давали жар. В основном он напевал и монотонно что-то говорил — слоги раздувались и лопались, как фейерверк, прямо перед глазами.
Когда на долину прокрался рассвет, Джозеф отвел Уилла на вершину пологого холма. Уилл предпочел бы оказаться где-нибудь в другом месте, а не обнаженным на скалистом выступе, но перечить деду и Джозефу Стоящему на Солнце не посмел. «Уважай старших» — так его учили. Уилл, дрожа всем телом, делал то, что ему велели. Он стоял лицом к солнцу с распростертыми руками, совершенно неподвижно, стараясь не обращать внимания на шелест травы под ногами удаляющегося Джозефа. Он стоял так несколько часов, пока не стало садиться солнце, и тут ноги его подкосились. Тогда он свернулся калачиком и расплакался. И почувствовал, как содрогается холм, как тают небеса.
На второй день над его головой закружил орел, прилетевший с востока. Он так медленно парил перед глазами Уилла, что тому показалось, будто до него рукой подать.
— Помоги мне, — прошептал он, и орел пролетел сквозь него.
— Ты выбрал непростую жизнь, — прокричала птица и исчезла.
Может быть, прошло несколько часов, возможно, дней. Уилл так хотел есть и настолько ослаб, что едва мог дышать. В минуты, когда разум прояснялся, он ругал деда за то, что он верит в подобную чушь, ругал себя за то, что так легко пошел у него на поводу. Вспомнил об отборочных соревнованиях в школьную баскетбольную команду прошлой весной, о «Плейбое», который спрятал у себя под матрасом, о щекочущем запахе холодного маминого крема фирмы «Пондз». Думал о тех вещах, от которых до образа
«Мы идем, мы идем». Слова прошелестели над равниной, окутывая шею Уилла и поднимая его на ноги. Прямо у него над головой повисла темная, вздыбленная туча. Изможденный, голодный, почти в бреду, он откинул голову и распахнул объятия, желая принести жертву.
Когда в его голове грянул гром, он понял, что больше уже не находится на земле. Высоко взлетев и посмотрев вниз, Уилл увидел девушку. Она была маленькая, худенькая и бежала в метель. Временами ее застилала пурга, и Уилл переставал ее видеть. Ему казалось, что она от кого-то или чего-то бежит, но потом он увидел, что она остановилась. Она стояла с распростертыми руками в самом сердце бури. Она постоянно пыталась оказаться в центре.
— Помоги ей, — попросил Уилл и услышал, как эти слова эхом разнеслись вокруг него сотни раз. Он вновь стоял на земле. Он знал, что ничего из увиденного не вспомнит. Знал, что, даже когда вырастет, это видение будет всего лишь кошмарным сном, врывающимся в его сознание в тяжелые минуты после пробуждения.
Когда разверзлись хляби и хлынул дождь, Уилл закричал под порывами ветра. С широко раскрытыми глазами он наблюдал, как молния рассекает ночь, разрывая мир на две половины, которые покатились к его ногам разбитыми раковинами.
Даже солнце любило Алекса. Касси коснулась пальцами его подбородка, зачарованная тем, что единственный серебристый лучик зари, проникнув в их спальню, упал прямо на ее спящего мужа. У него была темная кожа, оттененная бородкой, и крошечный кривой шрам под самым подбородком. Касси попыталась вспомнить, как Алекс поранился. Она заметила, как у него забегали глаза под закрытыми веками, и задалась вопросом, а снится ли она ему.
Осторожно, чтобы не разбудить его, она выбралась из постели и, улыбаясь, обхватила себя руками, подумав, что все женщины Америки завидуют ей по праву. Если раньше у нее и были сомнения в законности их брака с Алексом, то теперь они развеялись. Двое не могут так заниматься любовью, если у них нет общего прошлого. Касси засмеялась. Если ее сердце остановится в эту самую секунду, она сможет сказать, что прожила прекрасную жизнь.
«Отличный день, чтобы умереть». Эти слова остановили ее, холодок пробежал по телу, но потом она поняла, что не произносила их вслух. Очнувшись от раздумий, она побрела в ванную и, взглянув в зеркало, коснулась пальцами распухшей нижней губы.
Лекция. Это вступительные слова к лекции, которую читал ее коллега в колумбийском университете. Касси вцепилась руками в мраморную раковину и с облегчением вздохнула, поняв, что это не знамение, а реальное воспоминание. Читался курс о культуре коренных американцев, и эта фраза — часть ритуальной молитвы, которую произносили воины племени перед тем, как бросаться в бой. Касси вспомнила, как уверяла профессора, что тот точно знает, как заинтересовать слушателей.
А интересно, чем сейчас занимается Уилл? Утро четверга — наверное, он едет на работу. Он оставил ей свой телефон. Возможно, позже она позвонит ему в участок, сообщит, что живет в настоящем замке в Малибу, и упомянет, что летит в Шотландию.
Касси почистила зубы, провела щеткой по волосам и аккуратно, тихонько положила все на полочку, чтобы не разбудить Алекса. Потом на цыпочках вернулась в спальню и села на стул в углу.
Алекс негромко храпел. Она наблюдала, как его грудь несколько раз поднялась и опустилась, потом встала, подошла к платяному шкафу в противоположном конце комнаты — там хранились все его вещи — открыла дверцу и замерла.