Идеальное вторжение
Шрифт:
Спустя три месяца ты взял в жены овдовевшую Аниту, а спустя еще месяц вы завершили этот брак в постели.
– Не боишься? – спросил Ассах, напомнив, что твоя жена уже похоронила двух предыдущих мужей.
– Она умная и красивая, – сказал ему ты.
– Я бы боялся, – сказал он. А ты сказал, что любовь невозможна без пляски со смертью. Позже, когда Анита была беременна, ты читал ей стихи на арабском, а она записывала их, обещая, что будет их читать родившемуся ребенку вместо колыбельной. Ты вспомнил Эйлин и подумал, что Анита в чем-то даже лучше твоей бабки, потому что та не знала арабский, а эта умела даже писать
– Ни в какую, – сказал ему ты. – Глупо похваляться покровительством деревянных идолов и доверять им свою судьбу. – Ассах подумал об этом и согласился. Вы совершили еще несколько удачных сделок, а когда вернулись в Новую Медину, Ассах вынес из своего дома все идолы, и сказал, что отныне он принимает твою верю. Веру в ничто.
– А я буду верить вот в это, – сказала Анита, показывая тебе тетрадь с записанными стихами на арабском, которые ты читал ей каждую ночь. Это были те самые стихи, которые сочинял твой предок-поэт в далекой стране снов. Друзья Ассаха приходили к тебе и говорили, что тоже хотят обратиться в твою веру. Веру в ничто.
– А от меня, что требуется? – спрашивал ты.
– Благослови нас, как благословил Ассаха, – говорили они. Ты говорил, что никого не благословлял, а они умоляли и падали ниц, целуя твои ноги. Кто-то мечтал, что после обращения в новую веру, станет хорошим погонщиком, кто-то, что станет торговцем, кто-то – выйдет за муж за такую, как Анита и станет богачом, а кто-то даже надеялся стать пророком, как ты.
– Но я не пророк! – говорил им ты, а они кричали о скромности и благочестии, о великих подвигах, которые множились, как шлюхи в дешевых кварталах в трудные годы, и о твоем бессмертии. – Да это просто генетическая память, – пожимал ты плечами. – Феномен реинкарнации.
– Да-да! Реинкарнации! – кричали они и ксерокопировали тысячами рисунки птиц, которые создал с твоих слов художник для Ассаха, считая их богами или жителями священных садов, райских гущ и чего-то еще, хотя сути ты так и не мог понять. Такие вот дела.
Открываешь дверь и видишь на пороге погонщика Финерти. Того самого Финерти, с которым ты познакомился в Шайехе, когда-то давно. Он улыбается тебе и показывает сборник стихов на арабском, который выпустила за свой счет твоя жена. И называет их Священными Заповедями, которые ты дал последователям своей веры.
– Это просто стихи, – говоришь ты.
– Нас уже больше тысячи, – говорит он.
– Кого это вас? – спрашиваешь ты.
– Верующих в ничто, – гордо заявляет Финерти, и добавляет, что это только в Шайехе. – Мы следуем всем заповедям, – говорит он и снова показывает сборник стихов твоего предка-поэта.
– Каким еще заповедям? – сонно зеваешь ты.
– Любить друг друга. Заботиться о женах. Покланяться красоте. Искоренять кровную месть. Не давать денег в долг под проценты. Не прелюбодействовать. Не спать с чужими женами… – он еще что-то говорит, но ты уже идешь спать.
Утро. Выходишь и видишь на пороге Финерти. Он все еще ждет тебя. Он все еще готов обожествлять тебя.
– Не отворачивайся от нас! – говорит он. – Я знаю, что все, что ты рассказывал мне – правда.
– Что я рассказывал? – спрашиваешь ты.
– О предках, которые жили в райских садах. О божественных созданиях…
– Да это просто генетическая память, – снова пытаешься объяснять ты.
– Значит, все это правда! – кричит Финерти и бежит поделиться полученным откровением со своими друзьями.
Городской
– Ассаха оставьте! – говоришь ты. – Он мой деловой партнер и хороший погонщик.
– Ну, если погонщик… – говорит совет и уходит на совещание.
Возвращаешься домой и пытаешься жить нормальной жизнью. Той самой жизнью, который ты жил всегда. Приходит родственник жены, который спас тебя от изгнания, и говорит, что верит в твое учение.
– В какое еще учение? – спрашиваешь ты, а он извлекает из потайного кармана маленькую книжонку стихов твоего предка-поэта переведенную на местный язык и говорит, что прочитал ее всю от начала и до конца. Говорит, что выучил их все.
– Их вообще-то нужно читать на арабском, – говоришь ему ты. – Иначе они теряют свой мелодичный смысл.
– Смысл! – говорит родственник и обещает передать эту мудрость последователям и начать учить арабский.
Стоишь в наглухо закрытом помещении и читаешь стихи на арабском. Не хотел читать, но Анита сказала, что если ты любишь ее, то не сможешь отказать ей в этой просьбе. Собравшихся людей так много, что ты потеешь, чувствуешь нехватку кислорода, но продолжаешь читать. Ты не знаешь, но оказывается, что твой голос записывают и передают из рук в руки, как еще одно священное послание переданное божественными передками через твои уста. Вот так вот. И последователей становится все больше и больше. Кто-то спрашивает тебя:
– Можно ли читать и слушать твои проповеди, продолжая поклоняться идолам?
– Можно, – говоришь ты, желая быстрее добраться домой, а спустя месяц, узнаешь, что сказал, оказывается совершенно другое. – Нужно положить этому конец, – говоришь ты родственнику жены, собираешь собрание и сообщаешь, что отныне не один из них не смеет искажать твои слова, иначе его покарает память твоих предков. Ты говоришь это, потому что только так, по-твоему, можно принудить их к правде. В итоге появляются сотни сказителей, которые клянутся, что их истории о тебе именно та правда, которая передана им твоими предками и благословлена тобой. – Нужно подумать, – говоришь ты Аните и арендуешь уединенную квартиру, вдали от города. Живешь там, наслаждаясь тишиной и покоем, а когда возвращаешься, узнаешь, что оказывается, последние пол года ты провел в медитации и концентрации, получая благословление божественных предков. И последователей твоего «Неучения» становится еще на пару тысяч больше. А потом друг за другом умирают Анита и ее родственник, и тебя, наконец-то, высылают из Новой Медины. И ты один на один со своим «Неучением» и его последователями. Вот такие дела.
Глава вторая
Я воздвигну им пророка из среды братьев их, такого, как ты и вложу слова Мои в уста Его, и Он будет говорить им все, что Я повелю Ему. А кто не послушает слов Моих, которые Пророк тот будет говорить Моим именем, с того Я взыщу; Но пророка, который дерзнет говорить Моим именем то, чего Я не повелел ему говорить, и который будет говорить именем богов иных, такого пророка придайте смерти. И если скажешь в сердце твоем: «Как же мы узнаем слово, которое не Господь говорил?». Если пророк скажет именем Господа, но слово то не сбудется и не исполнится, то не Господь говорил сие слово, но говорил сие пророк по дерзости своей, – не бойся его.