Идеальный герой

Коннелли Виктория

— Вовсе не забыли. Но мне надо вымыть ванны и раковины.

— А потом придешь поболтать со мной?

— Конечно приду!

Бет покорно кивнула:

— Ладно, почитаю книжку — чтобы не скучать.

— У меня есть безотказное средство, — улыбнулась Кей. — Подожди-ка.

Вскоре она вернулась с потрепанной книжицей в мягкой обложке — это был роман «Гордость и предубеждение».

— Вот лучшее лекарство!

Бет неуверенно улыбнулась, словно Кей ее не убедила.

— Что ж, раз в твоем заведении нет ни одного глянцевого журнала,

попробую почитать это.

Прибытие в Лайм Ким Рейли вызвало всеобщее возбуждение, и в беспрерывных попытках протиснуться поближе к знаменитости о Джемме моментально забыли. Съемочная группа сразу отвергла перекус хот-догами, и компания отправилась обедать в припортовый кабачок, где Ким стала потчевать всех байками из своего кинематографического прошлого.

— Дубль за дублем — и все в том же комбинезоне в облипку! — разглагольствовала она, попивая мартини. — Говорю же, в тот день я похудела на целый стоун [12] .

12

Стоун — мера веса, равная 14 фунтам, или 6,34 кг.

— Немало, — вставил Оли. — Вы всегда производили впечатление превосходной формой. Надеюсь, вы не против это услышать?

— Нет, миленький, я не против услышать это от тебя, — ответила Ким, хлопая длинными ресницами.

— А тот комбинезон у вас сохранился? — спросила Софи.

Джемма в ужасе закатила глаза. За прошедшие годы она не помнила ни одной вечеринки, где мать не извлекала бы свой знаменитый костюм, а гости не упрашивали бы ее надеть это культовое облачение. Ким неизменно соглашалась и потом позировала фотографам, чувственно улыбаясь перед камерами. Теперь она, разыгрывая смущение, всплеснула руками, словно отмахивалась от вопроса.

— Ну, наверное, где-нибудь завалялся…

— Могу поспорить, он до сих пор сидит на вас как влитой, — предположил Оли.

Джемма подавила желание застонать. И зачем только Оли ее раззадоривает! Но Ким и не нуждалась в особом приглашении. С помощью различных уловок она искусно направляла разговор в нужное ей русло, и рано или поздно прославленный черный комбинезон становился главной темой для всех присутствующих.

— Мне нужно позвонить, — пробормотала Джемма, выбираясь из-за столика в углу паба.

Она вовсе не собиралась никому звонить — просто хотела хоть на минутку забыть о происходящем. Подумать только, мать пробыла в Лайм-Реджисе каких-то полчаса и уже успела довести ее до белого каления.

«Но что тебя так раздражает?» — спросила она сама себя, глядя в зеркало в женском туалете, куда сбежала от глупых разговоров.

— Она всегда, всю жизнь меня затмевала, — призналась Джемма своему отражению.

Но разве все остальные — нет? Вот она, оборотная сторона застенчивости.

Возможно, в этом и заключалась одна из причин, почему Джемма решила стать актрисой. Некая часть

ее существа желала быть столь же ослепительной, как и ее мать. Джемме хотелось, чтобы люди увидели, что и она чего-то стоит, что она не просто дочь Ким Рейли, а самостоятельная личность, и чтобы доказать это, ей вовсе не нужен черный комбинезон. Она тоже талантлива — ничуть не меньше матери.

Вот только соперничество с собственной матерью выбивало ее из колеи, и Джемма спрашивала себя, к чему эти бесполезные хлопоты, зачем участвовать в заведомо проигранном сражении, ведь она сама никогда не стремилась выиграть.

— И не стремлюсь, — подтвердила она вслух.

Джемма знала, что всеобщее внимание и восхищение никоим образом не сделают ее счастливой. Несмотря на то что ей, конечно, хотелось, чтобы Оли смотрел на нее с таким же восхищением, как и на ее мать, и уделял бы ей столько же внимания, она понимала, что не в ее власти вызывать к себе такой интерес. Ей бы уединиться где-нибудь в уютном уголке с чашкой чая и вязаньем. Представив себе это, Джемма даже рассмеялась. Все-таки она безнадежно старомодна для своих лет…

Она нашла в сумочке красный блеск и слегка подкрасила губы. Прическа в стиле Энн Эллиот и платье девятнадцатого века совсем не сочетались с ярко накрашенными губами, но так Джемма чувствовала себя чуть более заметной. Она услышала, как в туалет кто-то вошел, — это была ее мать.

— Вот ты где!

— Мама!..

— Я-то думала, ты звонишь! Куда ты пропала?

В тоне Ким сквозило раздражение, и Джемма поняла, что пропустила обстоятельный рассказ о каком-то интересном случае, который наверняка уже слышала тысячу раз.

— Почему ты не за столом и не строишь глазки тому классному парню?

— Оли?

— Оли, конечно, кому же еще!

На мгновение перед глазами Джеммы промелькнул Роб.

— Если ты сама им не займешься, я могу взять его на себя! — игриво подмигнула ей мать.

— Мама!

— Не называй меня мамой! — отрезала Ким, отодвигая дочь от зеркала.

Джемма смотрела, как мать вынимает помаду кроваво-красного цвета, которой пользовалась уже лет на двадцать дольше срока, положенного приличием. Затем она стала припудриваться. Джемма в подробностях знала всю процедуру. Ким трижды щедро побрызгалась духами «Ночная женщина». Джемма поморщилась. Этот аромат ей никогда не нравился — слишком он был тяжелый и приторный, но мать, куда бы ни отправлялась, всегда брала с собой флакон любимых духов.

— Как я — ничего? — спросила Ким, расправляя и укладывая черные пряди.

— Ничего, — ответила Джемма.

Они вместе вышли из туалета.

— И вот что, моя дорогая, — остановилась Ким на пути в зал. — Постарайся перемолвиться со всеми хотя бы словечком. До сих пор ты сидела за столом как манекен. Если захочешь, ты же можешь блистать остроумием, но, мне кажется, у тебя просто нет желания.

Джемма вздохнула: наконец-то мама начала хоть немного ее понимать.