Идеальный любовник
Шрифт:
Когда Саймон и Порция встали, Стоукс устремил красноречивый взор на Саймона. Догадываясь, что Стоукс намерен повторить очевидное — Порцию нельзя оставлять одну ни на минуту, — Саймон покачал головой. Она не останется одна, и ему не надо напоминать о причине.
Когда они поднялись по лестнице, Порция заявила:
— Нужно осмотреть эту рану. — И направилась к его комнате.
Саймон нахмурился, но последовал за ней.
— Рана пустячная, я даже не чувствую ее.
— Раны, которых люди не чувствуют, иногда ведут к гангрене.
Дойдя
— Рану надо промыть и смазать.
Саймон остановился, посмотрел на ее лицо — решительное и упрямое, хотя все еще остающееся бледным. Он распахнул дверь и сказал:
— Если ты настаиваешь.
Естественно, она настаивала, и ему ничего не оставалось, как сдаться. Придется сидеть с обнаженной грудью и терпеть ее вздохи и хлопоты.
С юных лет Саймон терпеть не мог, когда женщины суетятся вокруг него и лечат его болячки. У него было немало шрамов, но они его никогда не беспокоили.
И сейчас, скрипнув зубами и усмирив свою гордость, он позволил Порции возиться с ним.
Он чувствовал себя так, как может чувствовать победитель, низведенный до уровня беспомощного шестилетнего ребенка, не способного воспротивиться женской потребности проявить о нем заботу. Он словно попал в капкан.
Саймон внимательно следил за ее лицом, наблюдал внешне стоически, как она осторожно промывала, смазывала и перевязывала рану. Кстати, рана оказалась глубже, чем он предполагал. Порция разглаживала марлю на его руке, а он тем временем разглядывал ее пальцы — длинные, гибкие, тонкие, как и она сама.
И вдруг понял, что эмоции, которым он старался не давать хода, вновь наполняют и захлестывают его. Он снова вспомнил те минуты, когда они находились на террасе, и мышцы его в то же мгновение напряглись.
Она находилась совсем рядом, и тем не менее он был близок к тому, чтобы потерять ее.
Как только Порция выпрямилась, Саймон поднялся и отошел к окну. Подальше от нее, подальше от искушения закончить игру и схватить ее, заявить, что она принадлежит ему, и увезти ее отсюда, от грозящей ей опасности.
Порция видела, как он уходил, заметила его напряженность и то, как сжались его кулаки. Она убрала тазик и бинты. Затем остановилась возле кровати и посмотрела на Саймона.
Он стоял возле окна, глядя в ночь, внутренне напряженный и в то же время сдержанный. Убийца совершил ошибку. Ваза оказалась последней соломинкой. Порция была напугана и расстроена даже больше, чем думала сама, но сейчас ею ко всему прочему овладевал гнев. Конечно, очень прискорбно, что враг совершил убийство, даже дважды, но то, что он делает с ней сейчас, это еще хуже… она никогда и никому не позволяла вторгаться в свою жизнь.
Раздражение переросло в откровенный и яростный гнев, ее буйный нрав всегда брал верх над страхом. Она подошла и прислонилась к косяку оконной рамы.
— В чем дело?
Саймон посмотрел на
— Я хочу, чтобы ты была в безопасности.
Она уловила напряженность и хрипоту в его голосе.
— Почему моя безопасность так важна? Почему ты всегда должен защищать меня?
Саймон отвернулся, посмотрел в сад.
— Я всегда это делал.
— Я знаю. Но почему?
Он стиснул зубы, какоето время ей казалось, что он так и не ответит. Однако он все же проговорил, понизив голос:
— Потому что ты дорога мне. Потому что… защищая тебя, я защищаю самого себя.
Эти слова дались ему нелегко. Он повернул к ней голову, встретился с ее взглядом, однако ничего не стал менять в своем заявлении.
Порция скрестила руки.
— Так что конкретно тебя беспокоит? Ты же знаешь, что я позволю тебе находиться рядом, позволю опекать меня, что я вряд ли позволю себе необдуманные поступки, так что дело не в этом.
На его щеках заиграли желваки.
— Я хочу, чтобы ты была моей. И не хочу, чтобы это стояло на пути. — Он сделал глубокий вдох. — Я хочу, чтобы ты пообещала, что не используешь то, что здесь происходит, что происходит между нами, против нас. — Он снова встретился с ее взглядом. — Что это может повлиять на твое решение.
Порция прочитала в его глазах и смятение, и жажду обладания. Мужскую потребность доминировать он обуздывал своей железной волей.
Она выдержала его взгляд.
— Я не могу этого обещать. И никогда не стану закрывать глаза, чтобы не видеть, что представляешь собой ты или я.
Напряженный момент миновал, и Саймон упавшим голосом произнес:
— Доверяй мне, Порция. Это все, о чем я прошу. Просто доверяй мне.
Она не ответила; это было бы слишком быстро. А его «все» относилось к целой жизни.
Видя, что она молчит, он протянул к ней руку и привлек к себе.
— Когда ты примешь решение, помни об этом.
Она подняла руки, обняла его за шею, предложила ему свои губы — его губы, если он так того хотел. На этой арене она уже была принадлежащей ему в такой степени, как только могла жаждать его душа покорителя.
Саймон принял предложение, обвил вокруг ее плеч руки и погрузил язык в глубину ее рта. Их тела слились в единое целое. Она не отодвинулась, не уклонилась — все барьеры между ними рухнули.
По крайней мере с ее стороны.
Она позволила ему поднять себя и отнести на кровать, позволила снять с себя платье и рубашку, туфли и чулки, после чего Порция осталась лежать обнаженной на простынях, наблюдая, как он сбрасывает с себя остатки одежды, присоединяется к ней, протягивает к ней руки, высекает из ее тела сладостные искры, раздвигает ей бедра, и она баюкает, качает его на себе, пока их тела не воспламеняются окончательно, дыхание делается прерывистым, и они оба проваливаются в сладостную бездну.