Идеальный шпион
Шрифт:
— Три очка. Фигура?
— Сутулый, походка неровная.
— Что еще за неровная такая?
— Ну, вроде ныряющая. Словно море волнуется, а ты ныряешь на волнах. Неровная — это когда человек идет будто у него ноги разные.
— Ты хочешь сказать, он хромает?
— Да.
— Так и говори. На какую ногу?
— На левую.
— А если подумать?
— На левую.
— Три очка. Возраст?
— Семьдесят.
— Не болтай глупостей!
— Но он старый!
— Семидесяти ему нет! Мне нет семидесяти. Даже шестидесяти нет. Вернее, только что исполнилось. Разве он старше меня?
— Тех же лет.
— В руках держал что-нибудь?
— Портфель. Серый, как будто из слоновьей кожи. И он был жилистый, как мистер Тумс.
— Кто это Тумс?
— Наш
— Хорошо, жилистый, как мистер Тумс, держал портфель из слоновьей кожи. Два очка. В другой раз избегай субъективных ссылок.
— А что это такое?
— Мистер Тумс. Тебе он известен. Мне — нет. Не сравнивай одного неизвестного мне человека с другим, которого я тоже не знаю.
— Вы сказали, что знаете его, — сказал Том, взбудораженный возможностью поймать дядю Джека.
— Знаю, знаю. Просто я шучу. Была у него машина, у этого твоего дядечки?
— «Вольво». Взятая напрокат у мистера Калуменоса.
— Откуда ты знаешь?
— Он всем ее дает напрокат. Приходит в порт и слоняется там, и, если кто-нибудь хочет взять напрокат машину, мистер Калуменос дает ему свой «вольво».
— Цвет?
— Зеленая. И вмятина на крыле, номер, зарегистрированный на Корфу, и на антенне чека, как лисий хвост, и…
— Машина красная.
— Нет, зеленая.
— Очки не засчитываются, — твердо объявил Бразерхуд, к возмущению Тома.
— Почему это?
Бразерхуд растянул рот в хищной улыбке.
— Это ведь не его машина, правда же? Откуда тебе знать, что машину нанял именно тот, усатый, если в ней еще было двое? Ты утратил объективность, сынок.
— Но он же главный!
— Откуда ты взял? Это все догадки. Занимаясь домысливанием, можно бог знает до чего додуматься! Тебя когда-нибудь знакомили с тетей Поппи, сынок?
— Нет, сэр.
— А с дядей Поппи?
Том прыснул.
— Нет, сэр.
— А имя мистера Уэнтворта тебе что-нибудь говорит?
— Нет, сэр.
— Никаких ассоциаций?
— Нет, сэр. Похоже, это какое-то место в Суррее.
— Правильно, сынок. Никогда не выдумывай, если не знаешь, но от тебя чего-то ждут. Это правило известное.
— Вы опять шутили, да?
— Может быть. Когда папа пообещал опять с тобой увидеться?
— Он не обещал.
— А вообще он назначает с тобой встречи?
— Скорее, нет.
— Значит, волноваться не о чем?
— Только вот письмо.
— А что письмо?
— Он пишет словно перед смертью.
— Выдумки. Воображение. Хочешь поделиться еще чем-нибудь, что знаешь? Тайное место, куда скрылся папа? Хотя ладно. Мы и так знаем. Он дал тебе адрес?
— Нет.
— Название ближайшего шотландского городка?
— Нет. Сказал только: «В Шотландии». На море в Шотландии, где он сможет писать, потому что никто не будет его тревожить.
— Он сказал тебе все, что только мог сказать, Том. Сказать больше ему не разрешено. Сколько комнат там у него?
— Он не говорил.
— А покупками кто для него занимается?
— У него там классная хозяйка. Старушка.
— Он хороший человек. И к тому же умный. И она хорошая женщина. Тоже из наших. И перестань волноваться. — Дядя Джек покосился на циферблат своих часов. — Так. Кончай с едой и закажи себе еще лимонаду. Мне нужно сделать одно маленькое дельце.
Все еще улыбаясь, он прошел к двери, на которой были изображены значок туалетов и телефона. Том прирожденный сыщик. Большая удача для дяди Джека. И чувство юмора у них очень сходное, к их взаимному удовольствию.
У Бразерхуда была жена и был дом в Ламбете, и в принципе он мог бы отправиться туда. Была у него и другая жена, в его загородном доме с Саффолке, правда, находящаяся с ним в разводе, тем не менее всегда готовая оказать услугу, в чем не раз его заверяла. Была у него и дочь, вышедшая замуж за адвоката из Пиннера, — парочка, которую он и в грош не ставил, платившая ему тем же. Но во исполнение долга они бы его приняли. И был еще никчемный сынок, зарабатывавший на жизнь
— Раскрыты новые подробности использования газет чешскими разведчиками, — сказала Кейт в подушку. — Но нам это ничего не дает.
Было два часа ночи. Они провели здесь уже час.
— Не говори ничего, я и так знаю. Опытный агент накалывает булавкой буквы своего сообщения и передает газету по назначению, старшему. Этот старший подносит ее против света и читает план Армагеддона. Скоро они будут использовать и светофоры.
Она лежала возле него на узкой кровати, и тело ее казалось сияюще белым, сорокалетняя заблудшая выпускница Кембриджа. Проникающие через грязные шторы розово-серые рассветные блики высвечивали отдельные фрагменты ее классической фигуры — бедро, лодыжка, конус груди, четкий, как удар ножа, контур профиля. Она повернулась к нему спиной, слегка согнув ногу. Что же хочет от меня, черт возьми, эта грустная красивая картежница с Пятого этажа, в которой все говорит о потерянной любви и дышит сдержанной чувственностью? После семи лет близости Бразерхуд по-прежнему не мог ответить на этот вопрос. Он инспектирует резидентуры, отправляется в бог весть какие дальние поездки. Не общается, не переписывается с ней месяцами. И не успевает потом распаковать свою зубную щетку, как она оказывается в его объятиях и зовет его своими голодными печальными глазами. А может быть, нас у нее сотни — пилотов, отправляющихся на боевой вылет, чтобы потом приковылять назад, домой, за обещанной наградой? Или это только я один штурмую эту классическую статую?
— А Бо привлек еще, в довершение всего, какого-то знаменитого психолога, — сказала она, безупречно четко выговаривая гласные. — Чья узкая специальность — тихие нервные срывы. Они кинули на него досье Пима и попросили набросать психологический портрет законопослушного английского джентльмена, испытывающего жесточайший стресс, вызывая тем самым серьезное беспокойство окружающих, в особенности американцев.
— Скоро он и экстрасенса пригласит, — сказал Бразерхуд.
— Были проверены рейсы на Багамы, в Шотландию и Ирландию. Ни малейших следов. Поинтересовались кораблями, фирмами по найму автомобилей и чем только еще не поинтересовались. Заказами на телефонные переговоры. Для всех шифровальщиков были отменены отпуска и выходные, группы наблюдения были начеку по двадцать четыре часа в сутки, но при этом никто не знал причины всей этой паники. В служебной столовой обстановка была как на похоронах — никто ни с кем не разговаривал. Были допрошены все сотрудники, так или иначе сталкивавшиеся с ним, будь то сидение в одной комнате или покупка у него подержанного автомобиля. Все жильцы из дома Пима в Далвиче были выгнаны на улицу, и дом был доскональнейшим образом перерыт под предлогом борьбы с жучком. Теперь Найджел поговаривает о том, чтобы перевести всю поисковую группу в безопасное место на Норфолк-стрит, так она разрослась. Включая технический персонал, она составляет теперь около ста пятидесяти человек. Что было в самовозгорающемся сейфе?