Идеальный выбор
Шрифт:
Пять лет спустя София вернулась домой. Классный, но холодный Нью-Йорк, расползающийся Берлин в тающем десятилетии, Сидней, где никогда не заходит солнце, — там у нее начались мигрени от вечной необходимости громко смеяться, щурясь на яркий свет, — озоновый фильтр бы поставить на эту страну не/удачи. Она приехала домой, возвратилась к детству в родительском доме, попыталась втиснуться в хорошенькую спаленку с миленькой кроваткой и облезлыми плакатами с поп-исполнителями — нежные мальчишечьи лица старели на стенах, обрастая морщинами пожилых мужчин. София попыталась раз, попыталась два, еще разок — и решила, что далеко не обязательно во всем добиваться успеха. Месяц спустя после возвращения в родной дом София сделала непреложное открытие (в иных кланах на это уходят жизни целых поколений): нет счастливее семьи, чем семья по переписке.
Сорвавшись
Травмы, послужившей толчком, не было и в помине. Ее не кусала собака в мясном отделе, не били турникеты в универмаге, отсекая возможность просочиться внутрь. София и ребенком не любила ходить по магазинам, и в юности у нее не разгорались глаза при виде витрин; а потом, как почти всякий взрослый, она сообразила, что у нее есть выбор. Она сторонилась зеркальных залов бесстыдной торговли, предпочитая потреблять украдкой. Пожевать, проглотить, а иной раз и выплюнуть. Мелкая розница — отличная терапия для магазинной булимии. Как прежде порча собственного тела, магазинофобия вошла в жизнь Софии, став надежным хранилищем страхов.
Выйдя всего-навсего за газетой, София полчаса жалась к стене противоположного дома, пока в магазинчике не оставалось ни единой души. Тогда она врывалась в лавку, платила за газету, пинту молока и упаковку пищеварительных таблеток по завышенной цене. Деньги — точную сумму — она держала наготове, зажав в ладони, и стремглав выскакивала из залитого флюоресцентным светом заведения. В угловом магазине и пыльной аптеке, совмещенной с почтой, использовалась та же стратегия. Марки София покупала у газетчика, письма длиной в одну страницу отсылала обычной почтой и не возилась с доплатой за авиа. Ее заграничные друзья воображали, будто она чрезвычайно их ценит, поскольку София радовала их телефонными звонками вместо открыток. Они не догадывались, что звонок обходится ей много дешевле, чем десять минут, проведенные на почте среди старушек, под рекламой мозольного пластыря: алые, словно раскаленные, пенсионные книжки — эти мины, замедляющие действие; угрожающий шорох пакетов — вот-вот какая-нибудь старая ведьма вонзит в Софию острый взгляд.
В супермаркетах обстановка была более сносной, но при определенных условиях. Ночами на работе в клубе София занималась тем, что оттаивала куски мороженого мяса, и она не желала делать то же самое в половине двенадцатого утра. За продуктами она отправлялась как можно раньше, пока девочки-кассирши не отодрали с век корочку молодого здорового сна, пока резкий запах горячих дрожжей, возбуждающий потребительский инстинкт, не пропитал полки с туалетной бумагой, а проходы не прогоркли от крика мамаш с тележками, набитыми детьми. София делала покупки, когда другие принимали душ перед работой, когда между полками хватало места для гранжете поверх коробки с углем для барбекю и невольного па-де-де с магазинными охранниками. Правда, танцевала она лишь мысленно, пальцы ног, упрятанные в солидные туфли, смотрели внутрь. Совершая неизбежный визит в супермаркет, София хватала две корзинки, по одной в каждую руку — полезно для бицепсов и дельтовидных мышц, пять минут в счет зарядки, — мгновенно наполняла их с верхом и неслась к ближайшей свободной кассе. Дисконтной карты у нее, разумеется, не было, и выбор магазина определялся исключительно насущными
На распродажи ее не тянуло. Биться за покупку — только этого не хватало. Томные девушки за прилавками, сбросившие ее со счетов по той причине, что ей уже не девятнадцать, вгоняли Софию в бешенство, стоило ей переступить порог магазина одежды. Руки чесались сбить наглую ухмылку с физиономии со следами вчерашней косметики. Но София усмиряла руки, шагала напролом сквозь плечики с одеждой и находила четыре вещи, которые «сойдут». Мерила, две сидели идеально, остальные не очень — чуть широковаты. Так и задумывалось. В одних лишь трусиках и лифчике — в лучшем случае — София выходила из примерочной в тесное пространство магазина, отражаясь в зеркалах одушевленным вызовом. Вызовом одновременно застенчивости и магазинофобии. Продавщицы выстраивались в очередь, чтобы обслужить столь безупречную красоту, сиявшую каждым изгибом в зеркале общей примерочной — архаичной уборной или попросту раздевалки. София всегда лучше чувствовала себя полуголой, чем полностью одетой. В примерочную нередко входила другая покупательница, и в отблеске красоты Софии собственное отражение казалось ей куда более привлекательным, ноги выглядели длиннее, талия уже, бедра стройнее. Возможно, отчасти тому способствовали одобрительные улыбки прислуживавших девиц. Очень скоро София покидала магазин, набив объемистую холщовую сумку плоскими пластиковыми пакетами с четырьмя-пятью обновками, которых ей хватит месяца на три. Хотя покупка одежды пугала меньше прочих, процесс сделки неизменно выматывал. Она тратила не деньги, но энергию и время. София берегла хорошую энергию для танца — в широком понимании этого слова.
За несколько месяцев до встречи с Джеймсом тоска, которую, как ей представлялось, она давно снесла в обменный пункт, снова настигла ее. Новый парень, новая работа, новый дом — все вроде бы шло замечательно, но синяя мерзость просочилась сквозь открытые поры и накрыла коварной волной лицо. Впрочем, на этот раз София знала, что делать. Или думала, что знает. Аккуратно, как когда-то резала плоть, она снова полоснула по живому — бросила парня, дом и временную работу одним быстрым, стерильным движением. Сбежала на другой конец Лондона, зарылась в крохотной однокомнатной квартирке. Вернулась в детскую спаленку и к бритве. Глубоко запрятала неизбывную надежду танцевать, кровь берегла только на крайний случай, тот худший случай, когда связь между телом и душой вконец ослабеет; резалась осторожно, сдержанно.
Помощь пришла нежданно — от симпатичной соседки снизу. Соседка наткнулась на Софию по дороге на работу — в георгианский особняк на противоположной стороне улицы, где у нее был кабинет с видом на зеленый парк и списком несчастных, посещавших ее ежедневно. Бет подобрала Софию. Сначала в качестве материала для исследовательского проекта, позже — пациентки. Застойные дни и прогрессивные недели, иногда таблетки, одна терапия, другая, но в основном разговоры. Потом игра и даже смех, а в итоге повторное обретение друзей и утерянных телефонных номеров. Старую боль проветрили, новые шрамы замазали кремом с витамином Е. Наступила ясность, проклюнулась надежда. Плотную синеву свернули и спрятали как не совсем бесполезную вещь: а вдруг когда-нибудь хозяйка пустит ее в ход, но передвигаться самостоятельно ей больше не позволят.
Стоило Софии выпасть из категории пациентов, как Бет взяла ее в подруги. София в свою очередь возвела Бет в чин лучшей подруги и обнаружила, что от страха никто не застрахован. Даже спасители. Особенно они. Две женщины разных лет хорошо потрудились над своей дружбой, радость не убывала, и спустя всего полгода они делились секретами поровну. За четыре года их дружба пережила взлеты и падения, клятвы верности и пьяное братание, безудержный смех Софии и еще более безудержные слезы Бет, и София уже не вспоминала, с чего все началось.
Пока красивый незнакомец не появился на изнанке ее век с немыслимыми вопросами и твердым обещанием чуда. София была ошарашена и растеряна. Это уже не синее одеяло депрессии, это куда безумнее; забрезживший диагноз — банальная магазинная агорафобия, развившаяся до зрелого сумасшествия, — вгонял в дрожь. Если, конечно, на нее и впрямь навалилась некая новая разновидность шизы, в чем София сомневалась. Она все-таки была не новичком в этом деле, и страх рехнуться не отбил у нее способности соображать. Но если она не чокнутая, значит, этот парень реален. И значит, все, что он ей наговорил, обязательно сбудется.