Идеалы христианской жизни
Шрифт:
Широко на душе, беспредельно… Любит и своих, и этот дом, и ближнюю церковь с темными углами, где не увидать его, когда он забьется туда за службой, и всю окрестность, и лунное небо со звездами, и эту ночь, и весь мир… И всех хочется обнять и прижать к слабенькой детской груди…
А Богоматерь, которая через два десятка лет произнесет над этим теперешним ребенком таинственное слово: «Сей рода нашего», невидимо простирает над мальчиком Свой покров, и те ангелы, выше которых будет вознесен некогда этот стоящий перед иконами ребенок, неслышно для людей шепчут в тишине умилившейся ночи пророчественное имя: «Серафим, Серафим…»
Или кто перескажет те чувства, в которых рос под стоны родной земли боярский
Как, страдая маленьким сердцем своим от неизбежного горя отчизны, уже тогда вымаливал он ей ту волю, которую потом добыл ей вместе с князем Димитрием; и как должна была тогда дерзновенно подниматься к небу детская молитва этого будущего «похваления Пресвятыя Троицы».
Или что переживал он в ту ночь, когда вечером получил от явившегося ему ангела чудесные разумные грамоты, – и вдруг открылось его уму то, что раньше было темным, и он почувствовал в себе какое-то перерождение.
Все это тайны, как есть великая тайна и что-то неуловимое в первой подступи чудотворящей весны.
Но поймем, как свята эта пора жизни и как надо наполнить ее впечатлениями веры, чтобы, даже если человек потом на время и поколеблется, все же сбылись над ним слова поэта:
Молись, дитя! Сомненья каменьТвоей души не тяготит.Твоей молитвы чистой пламеньСвятой любовию горит.Молись, дитя: тебе внимаетТворец бесчисленных миров,И капли слез твоих считает,И отвечать тебе готов.Быть может, ангел твой хранительВсе эти слезы соберетИ их в надзвездную обительК престолу Бога вознесет.Молись, дитя. Мужай с летамиИ, дай Бог, в пору зрелых летТакими ж светлыми очамиТебе глядеть на Божий свет.Но если жизнь тебя измучитИ ум и сердце возмутит,Но если жизнь роптать научит,Любовь и веру погасит, —Приникни, с жаркими слезамиКреста подножье обойми:Ты примиришься с небесами,С самим собою и людьми.И вновь тогда из райской сениХранитель ангел твой сойдетИ за тебя, склонив колени,Молитву Богу вознесет…Глава IV
Проповедь веры
Проповедь веры указана в катехизисе в числе обязанностей христианина.
Никто не свободен от завета, который дал Христос всем людям, когда сказал апостолам: «Шедше, научите!»
Разница только в том размере, который получает проповедь.
Апостолы огласили проповедью всю вселенную того времени. Нина равноапостольная просветила Грузию. Равноапостольные Кирилл и Мефодий – славянские страны, равноапостольные Ольга и Владимир – свою Русь, священномученик Кукша – вятичей, святитель Стефан – великую Пермь.
Есть архипастыри, благодетельные для своей епархии, но не знаемые за пределами ее. Есть такие, как Московский Филарет, чьи имена гремят не только по всей стране при
Есть священники, чтимые своим приходом, а приход отца Иоанна раздвинулся на всю страну.
Также есть и проповедники среди небольшого кружка людей, и, наконец, употребляющие все воздействие свое на обращение ко Христу какой-нибудь одной души.
Понятие о проповеди должно быть принято в высшей степени широко и, конечно уж, нисколько не обнимает поучения, произносимое с церковного амвона по какому-нибудь определенному случаю и на определенную тему.
«Проповедуйте благовременно и безвременно».
Как понимать это?
Неужели же так, что, например, стать на площади, полной народа, и начать выкрикивать проповедь?
К такому приблизительно способу прибегают деятели известной Армии Спасения. Но можно сомневаться в целесообразности и действенности такой проповеди.
Есть другие правильнейшие пути.
Проповедь Бога и религии может осуществляться – и чрезвычайно красноречиво, чрезвычайно впечатляюще – вовсе без слов.
Постоянно говорить о Боге вовсе еще не значит проповедовать Бога в высоком и настоящем значении этого слова.
Человек, в котором живет истинное, пламенное чувство к Богу, будет без слов заражать своим чувством других…
Бывает, например, что вы придете в церковь без желания молитвы; стоите вначале без чувства и внимания, думая о совершенно посторонних предметах. Но около вас стоит человек, погруженный в истинную молитву, и от этой сосредоточенной молитвы другого человека что-то сильное и благое овладевает и вами. И та хладность, с которой вы вошли в церковь, уже растаяла. Вам тяжело и стыдно за ваше уже прошедшее состояние равнодушия, и вы счастливо подчиняетесь тому потоку теплой веры, которая бьет из души стоящего рядом с вами человека.
Человек, привязанный к другому человеку глубокой и сильной привязанностью, невольно обнаружит эту привязанность самим тоном своего голоса, теми хотя бы немногими словами, в которых будет говорить о нем.
Мне доводилось слышать, как один архимандрит высокой жизни отзывался о своем духовном воспитателе, о великом оптинском старце Макарии. Лицо говорившего сразу получало выражение какого-то умиления, в глазах сверкали слезы, и вы невольно говорили себе: «Как должен был быть высок этот старец, что одно его имя низводит такое умиление на душу его ученика».
Конечно, человек, встречавшийся с Франклином, сразу видел все то благоговение, которое жило во Франклине по отношению к Божеству. И то чувство, с которым Франклин произносил имя Божие (а он не произносил его иначе, если находился на улице, как обнажая голову), – уже одно это показывало всякому, кто имел с ним дело, глубину его религиозных убеждений.
Как в миру люди легко узнают, по тысяче мелких признаков, определяют наличность большого чувства, так истинно верующий носит в себе самом что-то столь значительное, что несомненно отражается во всей его жизни, на всех его делах и поступках. Получается в полном смысле слова та христианская жизнь, которая является в то же время самой громкой самой красноречивой и неотразимой христианской проповедью.
Когда православный архиерей бывает торжественно в храме облачен для совершения литургии, протодиакон громко в лицо ему восклицает то, что должно составлять важнейшую обязанность его звания. Это слова Христовы: «Так да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрыя дела и прославят Отца вашего, Иже есть на небеси».
Проповедь делом доступна решительно всякому, между тем как проповедник, даже одаренный самым высоким и столь редко встречающимся даром красноречия, не произведет на паству никакого впечатления, если паства будет знать, что жизнь проповедника идет вразрез с его словами.