Идегей. Татарский народный эпос
Шрифт:
Забыв о рабьей породе его,
Вскочив, себя превратив в раба,
Ты с места встаёшь при входе его,
Ай, с места встаёшь при входе его!»
Сказал, обидевшись, Токтамыш:
«Не разжигай ты сердце моё
Речью горючей, жена!
Не растравляй ты сердце моё,
Не лги, не мучай, жена!
Пастух вчерашний мой,
Овчар вчерашний мой,
Кубугыл, который теперь –
Советник
Не будет он твёрже, чем клён!
А будет он твёрже, чем клён, –
Воля, которой он наделён,
Не будет твёрже воли моей.
Щетинится его голова,
Но я, а не он – державы глава!
Не будет он станом, как я, широк!
А будет он станом, как я, широк, –
Не будет он саном, как я, высок,
Я – венценосный властелин!
Не будет раб равен мне,
Мне, чьим предком был Тимучин!
Мыслью я быстрей, чем он,
Сердцем я храбрей, чем он,
Шире, чем он, станом я,
Ибо рождён ханом я!
При входе его не поднимусь,
Не то опозорюсь повсюду я, –
Токтамышем не буду я!»
Хан-Сарай, исполненный благ,
Открывается поутру.
А над ним черноцветный стяг
Развевается на ветру.
И хан Токтамыш взошёл
На золотой престол, –
Приколола к престолу Джанике
Иголками ханский подол!
У Токтамыша – страна под пятой,
А над ним – попугай золотой
Разговаривает вслух.
Сорок знатных высоких слуг
Входят, кланяясь до земли,
Выпрямляясь, подобно струне.
Сорок первым, от них – в стороне,
Появляется Идегей.
Мужа встречая того,
Сам не замечая того,
С места вскочил Токтамыш,
Отодвигая престол!
Лопнул проклятый подол.
Иголок пронзительный треск,
Подкладки разорванной блеск
Сделали большим позор.
Потупил он ханский взор.
Он понял свою вину.
Он понял свою жену.
Обида пронзила его насквозь.
Он лёг на постель – ему не спалось.
Три ночи не мог он заснуть,
И очи не мог он сомкнуть.
Ласкаясь к нему, Джанике
Сказала в четвёртую ночь:
«Гони уныние прочь,
Расстанься с тревогой ты
И рану не трогай ты.
Если воля его твёрже твоей,
Мы сделаем волю слабей.
Если сердце храбрей твоего —
Уничтожим отвагу его.
Снова к нам Кубугыл придёт,
Подадим ему сладкий мёд.
Мы в нём тоже усладу найдём:
В медовину мы яду нальём.
Друг он, враг ли – сразу поймёшь.
Если он, обнажив
Взметнёт его вверх остриём,
Прежде чем выпить мёд, —
Окажется он врагом.
Взметнёт его вверх черенком, —
Мы другом его назовём.
Не горюй, мой хан, соверши
Испытанье его души,
Мне печали свои доверь».
В Хан-Сарае – белая дверь.
Справа – страж Ангысын,
Слева – страж Тангысын.
Хану были рабами они,
Идегею – руками они,
Идегею вручили сердца.
Узнавал от них Идегей
Каждую новость дворца.
В Хан-Сарае стало светло.
Хан-властелин сел на престол.
Составляя одно число,
Идегей сорок первым вошёл.
Он вошёл, «салям» произнёс.
Улыбаясь, хан Токтамыш
Чашу с мёдом ему преподнёс:
Чем-то приправленный мёд,
Жёлтый, отравленный мёд!
Ангысын Тангысыну мигнул,
Тангысын Ангысына толкнул,
Голову со значеньем пригнул,
Идегей загадку смекнул.
Нож обнажил и так сказал:
«С золотой рукояткою нож!
В медовину сладкую, нож,
Ты войдёшь у всех на виду.
Если есть отрава в меду,
Всю отраву себе возьмёшь!»
Так сказав, Идегей обнажил
Свой алмазный, свой острый нож,
В жёлтый мёд его погрузил.
На четыре части ножом
Он тягучий мёд разделил,
Размешал в середине потом
И, вынув, ханше сказал:
«Сито твоё красиво, пестро,
Дурно пахнет твоё ведро».
Так сказав, Идегей ушёл.
Плача, ворот порвав на себе,
Ханша упала на престол.
Сказала: «Понял, владыка мой,
Супруг мой, хан великий мой,
То, что сделал сейчас Кубугыл?
Он и тебя, и меня оскорбил!
Если он вверх взмахнул остриём, –
Он оказался нашим врагом.
Разделил на четыре части мёд.
Кто его замысла не поймёт?
Четыре части – ты понял, мой хан? –
Иртыш, Яик, Идиль, Чулман,
На четыре части разрежет край.
Мёд размешал в середине он.
Ясно тебе ли? Отныне он
Возмутит Булгар и Сарай…
Сито, сказал он, и ведро.
Скрытно сказал он и хитро:
К ведру приравнял твою младшую дочь,
А ситом назвал твою старшую дочь.
«Если, мол, сын мой будет не прочь,
Если ровней сочтёт их жених,
Он в жёны возьмёт одну из них…
Ай, в жёны возьмёт одну из них!»
Ответил хан Токтамыш:
«Смутное сердце моё
Смущать не надо, жена!