Идеи и интеллектуалы в потоке истории
Шрифт:
Сакральное, воспринятое индивидом в качестве собственной
установки (ценности, убеждения), будучи социальным продуктом, тем
не менее, обретает собственную принудительную силу и может
приводить даже к поступкам, направленным против интересов и
требований реального сообщества. Однако и при этом социальность не
исчезает, но трансформируется в ориентацию на воображаемое
10
идеальное сообщество («коалицию
признающее правомерность действий в соответствии с правилами
сакрального (например, логическими законами).
Итак, социальная природа нормативности истин не является
несовместимой с наличием особой автономной логики получения этих
истин. Автономия идеального надстраивается над социальными и
психическими процессами. Важно, что степень этой автономии
является переменной. Она максимальна для математики и логики,
весьма высока для математизированного естествознания, ниже
в биологических и социальных науках, минимальна в гуманитарных
областях, не использующих однозначных понятий и жестких правил
вывода суждений.
О СВЯЗИ НАУЧНЫХ ИСТИН И ШИРЕ — СМЫСЛОВЫХ СОДЕРЖАНИЙ — С
ЯЗЫКОМ. Общая скрытая предпосылка платонизма и социологизма
такова: непременная представленность некоего содержания (например,
суждения) в языке означает зависимость от языка и отсутствие
смысловой автономии.
С точки зрения платонизма автономия идеальных содержаний
(особенно, математических) очевидна, должна быть защищена,
соответственно, утверждается их трансцендентное существование,
полностью не зависимое от каких-либо языков и дискурсов.
С точки зрения философии анализа языка и соответствующим
образом ориентированного социологизма тот факт, что никакое
идеальное содержание не может быть дано, рассмотрено, обсуждено
вне какого-либо языка, означает сугубо языковую и, соответственно,
социальную, а отнюдь не трансцендентную природу любых идей (в
том числе, математических).
Ничто не мешает нам признать одновременно и необходимость
представленности смысловых содержаний в каком-либо языке, и
наличие их автономии относительно любого языка. Конечно же,
каждый язык дает свой спектр возможностей выражения и
соответствующие ограничения. Но посредством привлечения других
языков, уточнения смыслов, трансформации значений такого рода
ограничения либо снимаются, либо нейтрализуются.
ОБ АПРИОРНОСТИ И ПРИЧИННОЙ ОБУСЛОВЛЕННОСТИ ИСТИН. Общая
предпосылка состоит в том, что истинность и фактуальная
причинность несовместны.
С точки зрения платонизма истины принадлежат
логики, тогда как причины принадлежат миру фактуальных процессов,
например, психических или социальных. Вмешательство причин
в логику постижения истин может лишь помешать этой логике, т. е.
стать источником ошибок. Раскрыть фактуальные причины
11
происхождения какого-либо суждения или принципа значит тем
самым поставить под сомнение его истинность.
С точки зрения последовательного социологизма (например,
социального конструктивизма) нет отдельной самостоятельной сферы
суждений и логики, это лишь частное проявление социальных
порядков, конструирование особых реальностей. Поэтому истинные и
ошибочные суждения в одинаковой мере подвержены социальным
причинам. Никакого принципиального эпистемологического различия
между истиной и ложью нет и быть не может. Знание относительно.
Заметим, что даже самые убежденные представители социологизма
вполне отличают логическую силу аргументов от силы риторического
воздействия на аудиторию или читателей. Так, Мартин Куш пишет о
« Логических исследованиях» Гуссерля.
«Необходимо отметить, что атака Гуссерля на психологизм была
шедевром риторики. В частности, он подавал себя в качестве
непритязательного новообращенного в антипсихологизм, чередовал
критику и похвалу, солидаризовался практически со всеми
влиятельными философскими школами того времени и гениально
играл на страхах и стремлениях современных ему непсихологических
и нематематических философов. Другими словами, текст Гуссерля был
написан для очень специфической аудитории, и его идеи были
направлены на то, чтобы быть аргументами для этой аудитории, а не
аргументами как таковыми (что бы ни понималось под этим
последним)» [Куш, 2002, с. 122].
Возьмем пример арифметической задачи, интересный тем, что
в нем совмещены предельно простые операции (сложение и
вычитание) и некий подвох, наводящий на неверное решение.
Задача о пропавшем долларе
Трое джентльменов остановились в номере провинциальной
гостиницы на ночь. Джентльмены сбросились по десять долларов и
отдали получившуюся сумму (30 долларов) слуге. Слуга передал
деньги хозяину. Однако, номер стоил 25 долларов, и хозяин как
честный человек передал слуге сдачу пять долларов. Слуга как человек