Идентичность Лауры
Шрифт:
— Просто ты у нас мастер смелых жестов, — улыбнулся я, намекая на ангар.
— Что ты имеешь в виду? — Джесс напряглась.
— Ты же знаешь, что я был фермером всю жизнь.
— Знаю.
— Так вот, я хотел бы снова заняться этим делом. Но мне не хватает решимости. Не знаю, как отреагирует на эту идею Труди. Ей не очень-то нравится Ланка. И Гиг. А ферма — это серьезно.
— И как я могу помочь? — Джессика развернулась ко мне и смотрела теперь внимательно.
— Да не знаю я как. Не знаю, если честно, зачем вообще все это говорю. Наверное, мне хотелось найти единомышленника. Ведь ты не задавалась вопросом о
— Ты что, просишь благословения, Эл? — Она рассмеялась.
— Вероятно, да.
— Тут только тебе решать. И знаешь… — Джесс замолчала, решая, продолжать или нет. — Мне кажется, у тебя с этим серьезные проблемы. До тех пор, пока ты будешь оглядываться на всех, ты так и останешься милым Элом, которого другие будут считать мешком картошки, который можно подвинуть.
Ее слова больно задели меня. Сам я не считал себя безвольным. И что хуже всего, не понимал, почему она и Гиг говорили об этом с такой уверенностью. Так, будто это что-то само собой разумеющееся. Так, словно я человек, у которого развесистые оленьи рога, но он этого не замечает. И удивляется, почему его не пускают в общественный транспорт и почему он застревает в дверях кафешек.
А я ведь без чьей-либо подсказки решился быть с Труди. Сам продал ферму. Сам переехал в Верхний Ист-Сайд к Гигу и оплатил его коммунальные платежи. Я много чего делал и умел. Но в то же время что-то в ее словах было правдой. Но я не понимал, что именно. И тем более — что с этим делать.
Вокруг было темно, но не пугающе темно. Такой уютный полумрак из детства, который скапливается в комнате перед сном при чтении сказок. Его можно пощупать и понюхать. Пахнет он выпечкой и подогретым молоком. А на ощупь как бабушкина ладонь, теплая и шершавая.
Я поймала себя на мысли, что сижу неподвижно и почти не дышу. Всегда замираю, когда боюсь спугнуть момент, упустить его, как белого кролика с нагрудными часами на цепочке, прыгнувшего в нору прямо перед носом. Когда я была маленькой, я думала, все девочки как Алиса. Потому что и сама была точно как она. От и до. Миры Зазеркалья и Страны чудес были мне так хорошо знакомы, что я могла водить по ним экскурсии. Хотя с Алисой всегда сравнивали Карин, за белокурые локоны.
Я смотрела на джунгли в открытый проем размером с киноэкран. Сидела на мягком пледе, опустив ладони на его плюшевую поверхность и вглядываясь в темноту. Джунгли шумели и казались ненастоящими. Такими бывают задники в старых фильмах, на фоне которых герои трясутся в машинах. Окружающее казалось декорациями. Пространство ангара было наполнено мерцанием маленьких фитильков. Я зажгла свечи и расставила их по периметру мастерской. Сама же уселась в каркасный шатер для пикника, который разбила по центру помещения. Притащила его из гаража с виллы «Мальва». Собирался он в два счета. Имел сужающуюся кверху конструкцию и двойные стенки. Один слой представлял собой москитную сетку, второй — водонепроницаемый брезент, который откидывался и подвязывался у верхушки, чтобы внутрь проникали воздух и свет.
Зачем я установила шатер в ангаре? Я намеревалась провести в нем ночь. Муж перешел в этот день все границы. На теннисе, о котором я давно мечтала и на который позвала Рамзи, Гиг выделывался как мог. Кидал на бедного бармена гневные взгляды. Орал, мол, не там стою, не так отбиваю. Потом устроил
Эл тоже наговорил гадостей. Я, правда, в долгу не осталась. Выложила ему, что он безвольный. Может, зря, конечно. Эл мне нравится. И я думаю, если Гиг меня подведет, то Эл ведь никогда себе не позволит кого-то подвести. Будет спасать всех вокруг до последнего.
В общем, я решилась уйти из дома и провести ночь в мастерской. Разбила шатер и украсила его сверху гирляндой из разноцветных фонариков. Внутри было спокойно. Я сидела на мягком, расстеленном по дну спальнике, сложив ноги калачиком. Сидела и пристально смотрела на дверной проем ангара. Хотя заглядывать в бездну, как известно, опасно. Но я всю жизнь этим занимаюсь и могу с уверенностью сказать: бездны в каждом из нас гораздо больше, чем мы думаем.
Через какое-то время кусты зашевелились, и из темноты появился человек без головы. Он двигался медленно, ступая украдкой, будто вышедший на охоту зверь. Я замерла. Он остановился. Потом шагнул в ангар. Свечи озарили его теплым мерцанием. И тут же у безголового появилась голова. Вполне симпатичная голова. Это был Рамзи, одетый в белоснежную рубашку с длинными рукавами. Слившись с ночными джунглями за счет цвета кожи, он обрел телесность, только ступив в освещенный ангар.
Рамзи осторожно двигался по мастерской в сторону шатра. Я сидела неподвижно, не произнося ни слова. Уставившись на него немигающим взглядом. В лучших традициях детской страшилки.
— Джесс, что ты тут устроила? — спросил он, неуверенно улыбаясь. Оглядывая иллюминацию то ли с восторгом, то ли с недоумением.
Я продолжала изображать серьезность:
— Это собрание древнего ордена Ланкийских масонов. Да-да, есть и такие! Мы, масоны, везде простерли длинные руки своего влияния. Клянешься ли ты, Рамзи, как там тебя по фамилии…
— Ты будешь смеяться! — перебил он меня.
— Отвечай, соискатель посвящения, — продолжала я серьезным голосом без тени улыбки.
— Ладно-ладно, глубокоуважаемый масон Джессика! Моя фамилия Бембо.
С моего лица как рукой сняло ту загадочность, что я пыталась изобразить.
— Так ты Бэмби? Рамзи, милый. Ты маленький олененок?! — Голос мой зазвучал так, будто я увидела пушистую собачку, обнимающую милого котенка, обнимающего в свою очередь очаровательную морскую свинку. Рамзи пожал плечами и правда напомнил мне робкого, еще безрогого детеныша сохатого.
— Да, да. Я Рамзи Бембо.
— Это ланкийская или итальянская фамилия? — спросила я, потому что знала, что папа у него из Италии. А по звучанию она больше напомнила «Бомбей», чем «бамбино».
— Итальянская, папина, — пояснил он. — Вообще-то известна целая династия итальянских художников Бембо. И никто не называл их оленями.
— Уверена, те Бембо не были такими милыми, как ты!
Отодвинув в сторону занавесь из сетки, которая закрывала вход, я стала жестами зазывать гостя в свое уютное убежище.
— Залезай-ка сюда!
Рамзи замешкался. Такой он забавный, с его неподдельной скромностью. Встал по струнке, как часовой у Букингемского дворца. И говорит голосом до безумия серьезным: