Идентичность Лауры
Шрифт:
— А вы ничего такого не видели?
Лаура дернулась. Я понимал, что реакция ее — верный признак вытеснения воспоминаний. В подтверждение моей теории она сменила тему.
— Мы не посещали обычную школу, потому что имение Палмеров стояло в отдалении от города. Местную школу «Эйвери холл», в которой учились дяди с мамой и папой, закрыли, когда они были подростками, из-за какой-то мрачной истории. К нам приходили частные учителя. И мир, который дяди для нас создали, стал красивой декорацией.
— Что случилось потом? Как вы попали на удочерение к Хитченсам? — Я видел, что Лауре тяжело давался разговор,
— Дядя Том и дядя Тед умерли.
— Как именно?
— Сгорели. В «Хайзер Хэвене» начался пожар. С того дня я уже никогда не видела сестер. Салли отдали на удочерение в другую семью. А Карин… Карин погибла в огне. Она оказалась запертой…
— Где запертой? В своей комнате? — Я подумал, вдруг удастся добиться вспышки воспоминания, которая означает повторное переживание травмирующего события. Но Лаура не ответила, будто не услышала вопроса.
— Меня удочерили Хитченсы, полюбили и окружили заботой. Приемные родители наняли психолога по посттравматическим расстройствам, так как я сильно переживала гибель Карин и разлуку с Салли. Психолог помог, и долгое время меня не посещали ночные кошмары. Повзрослев, я получила половину наследства от Теда и Тома. Вторая часть полагалась Салли после достижения ей двадцати одного года. Не знаю, получила ли она деньги. Сколько мне сейчас лет? — спросила Лаура растерянно.
— Двадцать восемь.
— Хм, значит, как раз недавно. — Лаура задумалась. — Не знаю, где она, что с ней и как сложилась ее судьба. Я выучилась на юриста и на первой же стажировке познакомилась со своим женихом Коулом. Я вроде бы была счастлива. Но чем ближе становилось бракосочетание, тем чаще я замечала за собой возобновившиеся провалы в памяти.
— Возобновившиеся? — уточнил я.
— Да. Сразу после смерти родителей, когда мы жили в «Хайзер Хэвене», это было частым явлением. Я думала, это нормально. Думала, у всех детей такое бывает.
— А психологу, который работал с вами в детстве, вы рассказывали об этих провалах в памяти?
— Я не помню. Но мисс Лейн была хорошей. Она мне очень помогла.
— А кто не был хорошим? — спросил я.
— Не поняла.
— Мисс Лейн была хорошей. А кто-то не был?
Лаура задумалась.
— Я не знаю, почему я так сказала. — Она опустила голову и прикрыла глаза руками, будто испытала резкую боль. — Я знаю! — Голос ее звучал отрывисто.
— Труди? — спросил я.
— Да, — ответила она. — Вы не против, если я продолжу? Лаура заснула, потому что не может больше вспоминать.
— Так кто же не был хорошим?
— Том и Тед.
— Том и Тед?
— Да. Томас и Теодор очень любили племянниц. А особенно красавицу Лауру. Они часто наведывались к ней в комнату по ночам в жутких масках Страшилы и Трусливого Льва. Эти типы были больными ублюдками со страстью к переодеваниям. Томас и Теодор делали с Лаурой ужасные вещи, но она об этом не помнила. Они готовили девочкам на ночь сладкое какао, после которого племянницы крепко спали. Лаура принимала обрывки воспоминаний за страшные сны. А однажды она не выпила какао. Тогда и появилась Джессика. Нужно было, чтобы кто-то взял происходящее на себя. Я не могла. Я тоже убежала. У Джессики сложились странные отношения с Томом и Тедом. Какая-то разновидность стокгольмского синдрома. И, наверное,
— Что? — спросил я, сглотнув. Для меня и так было уже слишком много, чтобы осмыслить услышанное.
— Тогда, когда они били меня ногами… Там, в лесу… Появился Тихоня Му. Он глухонемой и потому ни с кем не спорит. Он сильный и большой, и он может вынести побои. Но он не просто терпит. Боль накапливается в нем, как в ядерном реакторе. И вырывается с удвоенной, а то и утроенной силой. Он левша. И он манкурт. Я назвала его Му, потому что он похож на манкурта, и «му» — единственный звук, который он может произносить.
— Кто такой манкурт? — спросил я, так как впервые слышал это слово.
— Это герой страшной легенды степных народов, которую я прочитала в детстве. Человека в легенде лишали воли через жуткую пытку, натянув ему на голову сыромятную верблюжью кожу, связав и оставив в пустыне на несколько дней. На солнцепеке кожа съеживалась и сдавливала череп. Собственные волосы врастали в голову, причиняя невыносимые страдания. Так жертва или гибла, или теряла память о прошлой жизни и становилась рабом, лишенным воли. Любой может стать манкуртом через эту процедуру, безвольным и послушным рабом, забывшим свое прошлое.
— Послушным кому?
— Своему хозяину.
— И кто же хозяин Тихони Му?
Труди долго не отвечала. Острые черты ее лица подрагивали.
— Я понимаю, куда вы клоните, доктор Мак-Келли.
— Никуда я не клоню. Вы рассказали историю, и я задал вопрос, который напрашивался сам собой.
— Может, Тихоня и считает меня хозяйкой. Только я не приказывала ему никого убивать, — ответила Труди резко.
— Почему Му ударил тех мужчин: ланкийского серфера Санджая, вашего жениха Коула и сожителя Эла? — спросил я наконец о самом важном. О том, из-за чего приехал на этот дикий остров.
Труди явно смутилась.
— Всех по разным причинам. Но всегда потому, что думал, что нам угрожает опасность. Он не очень умный. Но очень сильный. И когда он вырывается наружу, происходит непоправимое.
— И вы никак на это не влияете?
— Когда он вырывается — нет. Я могу влиять на него, только пока он там. — Труди постучала указательным пальцем по голове. — Все те разы, что он выходил, остальные участники теряли контроль над сознанием. В случае с Коулом — Лаура ушла от стресса во время ссоры. Джессика бросила попытки его переубедить, а я испугалась. Му вышел и ударил беднягу Коула, который резко схватил нас за руку, пытаясь разобраться. В случае с Санджаем Джессика пребывала в экстатическом состоянии. Я, пришедшая проконтролировать ситуацию, увидела Санджая и по-женски вышла из себя.