Идентичность: юность и кризис

Эриксон Эрик

Современная антропология, часто используя положения, заимствованные из психиатрии, изучает способы, которыми общества "интуитивно" вырабатывают системы воспитания детей, призванные не только охранять жизнь и благополучие маленького индивида, но и обеспечить через него и в нем продолжение традиции и сохранение своеобразия данного общества. То, что удлинение периода детства способствует развитию его технических навыков, его способности к сочувствию и вере, хорошо известно, но часто это значение носит слишком ограниченный характер. Ибо уже ясно и то, что противопоставление взрослый-ребенок - первое в ряду экзистенциальных противопоставлений (второе - мужчина -женщина), которое позволяет эксплуатировать человека и стимулирует эксплуатацию, врожденная склонность ребенка ощущать свою беспомощность, покинутость, стыд и вину перед теми, от кого он зависит, систематически используется в процессе его воспитания, часто переходя в его эксплуатацию. В результате даже рациональный человек подвержен иррациональной тревоге и подозрениям, сосредоточенным на проблемах, кто больше и лучше и кто что кому может причинить. Поэтому необходимо глубже вникнуть в самые ранние последствия психологической эксплуатации

ребенка. Под этим я имею в виду злоупотребление разделением функций, когда развитию возможностей одного из парт-

85

неров ставятся препятствия и в результате в нем накапливается бессильная ярость, тогда как свободная энергия должна была бы использоваться для продуктивного развития.

Для тех, кто с этим согласен, ясно, что ^изучение тоталитаризма должно включать в себя и изучение детства] - чтобы преодолеть недооценку огромного значения детства. Следует сказать, однако, что это упущение не случайно и поэтому преодолеть его не так легко. Щсихо-анализ убедительно показал, что все люди забывают важнейшие детские впечатления. Есть основания полагать, что такая индивидуальная амнезия соотносится с универсальными белыми пятнами в интерпретации человека, с тенденцией упускать из виду важнейшую роль детства в обществе. Возможно, нравственный и рациональный человек, столь упорно боровшийся за то, чтобы создать абсолютный, неоспоримый образ цивилизованного человека, не хочет понимать, что [каждый человек начинает свой путь с самого начала и поэтому несет в себе возможность разрушения достижений человечества детскими навязчивыми идеями и иррациональными побуждениями} Можно предположить, что отказ понимать это отражает глубоко укоренившийся предрассудок, что рациональный и практичный человек, обернувшись назад и снова столкнувшись лицом к лицу с Медузой Горгоной детской тревоги, утратит жизнестойкость. Тем самым подавляются все попытки рассматривать детство в рамках должной перспективы. Между тем, если бы это было осознано, взрослые люди, возможно, избавились бы от некоторых деструктивных наклонностей, свойственных детям, а в других отношениях вели бы себя как дети, то есть более творчески.

Но новому пониманию проблемы трудно дать окончательную формулировку. Вероятно, из-за упомянутых выше многочисленных белых пятен появившееся сейчас понимание важности детства уравновесилось потерей другой перспективы: я имею в виду тенденцию части психологов и психопатологов объяснять общественные явления, например тоталитаризм, отождествляя их с некоторыми периодами детства или отрочества ("подростковый"), с определенными психическими болезнями ("параноидный") или с определенными свойствами характера ("авторитарная личность"1"). В рамках персонологического подхода

86

появились наводящие на размышления обобщения относительно некоторых аналогий между способами воспитания детей, картиной мира и политическими убеждениями. Но этот подход мало дал для решения важнейшего вопроса: /ьГкаких условиях энергия данного стиля мышления и поведения (например, авторитарного) способствует возникновению данного политического учения и вызывает массовые действия?^; Психопатологический подход ослабил свои позиции использованием медицинской терминологии в применении к народам или людям, активно или пассивно вовлеченным в тоталитарные революции, - говоря о них как о патологических или незрелых существах в попытке объяснить их политическое поведение. Но человек многопланов, а история редко предоставляет ему возможность синтеза кредо, сознательной позиции и практики, чего в нашем протестантском мире привыкли требовать от "зрелого" или, во всяком случае, "рационального" человека. То, что я хочу изложить, - не попытка найти истоки или причины тоталитаризма в детстве или в способах воспитания детей. Я также не собираюсь интерпретировать его как временный недуг или эпидемию местного значения. Я начну с утверждения, что /тоталитаризм основан на универсальных человеческих свойствах и, таким образом, связан со всеми сторонами природы человека, здоровыми и патологическими, зрелыми и детскими, индивидуальными и социальными. На протяжении истории тоталитарная идея, вероятно, часто бывала близка к осуществлению, но должна была дожидаться "своего" исторического часа. Этот момент определяется прогрессом технологии коммуникаций и целым рядом условий, приводящих к возникновению фанатической идеи тоталитарного государства, способствующих ее осуществлению в своевременных революционных действиях и, далее, поддерживающих ее при помощи механизма власти и террора. Только такая историческая перспектива дает правильную шкалу степеней и видов идеологической вовлеченности разных типов людей в тоталитарном государстве: фанатичных апостолов и умных революционеров, лидеров-одиночек и олигархических клик, искренних приверженцев идеи и садистов-эксплуататоров, послушных бюрократов и эффективных управленцев, апатичных работяг и парализованных оппозиционеров, бессильных жертв и сбитых с толку будущих

87

ного обмена в обществе, где его постепенно развивающиеся способности сталкиваются с культурными возможностями, благоприятствующими этому развитию или лимитирующими его. Как развертывается дальнейшее развитие организма, которое идет не путем появления новых органов, а через предписанную последовательность формирования двигательных, сенсорных и социальных способностей, описано в литературе, посвященной развитию ребенка. Выше было показано, что психоаналитики дали нам по большей части понимание идиосинкразического опыта, в особенности внутренних конфликтов, фиксирующих способ, посредством которого индивид становится определенной личностью. Здесь важно отчетливо понимать, что в последовательности приобретения наиболее значимого личностного опыта здоровый ребенок, получивший определенное воспитание, будет подчиняться внутренним законам развития, которые задают порядок развертывания

потенциальностей для взаимодействия с теми людьми, которые заботятся о нем, несут за него ответственность, и теми социальными институтами, которые его ждут. Поскольку это взаимодействие варьируется в разных культурах, оно обязательно должно оставаться в рамках "соответствующего темпа и соответствующей последовательности", которые определяют весь эпигенез. Следовательно, можно сказать, что личность развивается в соответствии с этапами, предетерминированными в готовности человеческого организма побуждаться расширяющимся кругом значимых индивидов и социальных институтов, осознавать их и взаимодействовать с ними.

Именно поэтому при демонстрации стадий развития личности мы используем эпигенетическую диаграмму, аналогичную той, которая была представлена в книге "Детство и общество" для анализа фрейдовских стадий психосексуального развития2. Внутренняя цель такой демонстрации - перекинуть мостик между теорией детской сексуальности (без воспроизведения ее здесь в деталях) и нашими знаниями о психическом и социальном развитии ребенка.

ill

LS.S

3.

tOCC

5 |

1 В S g? а? *

Hit

2 Е 0 i

5 S У» J

21*

U С Я

а о в

О U О

Hi

Scocr m

Us

«uu

UJ Cu

102

В представленной выше таблице клетки обозначают и последовательность стадий, и уровень развития составляющих частей; иными словами, диаграмма схематически отражает прогрессию во времени дифференциации частей. Это показывает, во-первых, что каждый из рассматриваемых элементов витальной личности системно связан со всеми другими и что все они зависят от развития и последовательности появления каждого элемента; и во-вторых, что каждый элемент существует в некоторой форме до предписанного наступления "его" критического, определяющего времени.

Если я, к примеру, говорю, что чувство базисного доверия является первым развивающимся в жизни компонентом ментальной витальности, чувство автономии - вторым, а чувство инициативности - третьим, то диаграмма выражает количество фундаментальных связей, существующих между этими тремя компонентами, равно как и несколько фундаментальных фактов для каждого из них.

Каждый человек идет своим путем развития, переживает свои кризисы и находит их разрешение теми способами, которые должны быть здесь описаны, последовательно проходя от начала до конца выделенные стадии. Все они первоначально существуют в определенной форме, но мы не будем заострять на этом внимание и запутывать ситуацию, называя соответствующие компоненты по-разному на более ранних и более поздних стадиях. Например, младенец может с самого начала демонстрировать нечто вроде "автономии", когда старается высвободить свою туго спеленутую ручонку. Однако в обычных условиях лишь на втором году жизни ребенок впервые может столкнуться с необходимостью выбора между тем, быть ли ему существом автономным или зависимым, и не раньше, чем к этому времени, он оказывается готовым к специфически новым взаимоотношениям со своим окружением. Это окружение в свою очередь ощущает себя призванным поставлять ребенку идеи и концепции относительно автономии в тех формах, которые определенно могут повлиять на его характер, умения и силу витальности.

Именно подобное столкновение вместе с результирующим его кризисом и должны быть описаны применительно к каждой стадии. Любая стадия становится кризисом, поскольку начинающийся рост и осознание в какой-то новой части функционирования идут вместе с изменениями

104

J

энергии инстинктов и, таким образом, также обусловливают специфическую уязвимость этой части. Из сказанного следует, что наиболее сложный вопрос, который необходимо решить, - это вопрос о том, силен или слаб данный ребенок на данной стадии развития. Может быть, было бы лучше сказать, что он всегда уязвим в отношении каких-то одних аспектов и абсолютно безразличен и не-сензитивен - в отношении других, но что в то же самое время он невероятно устойчив в тех самых аспектах, где он уязвим. Причем слабость ребенка дает ему власть; исходя из этой своей зависимости и слабости, он подает сигналы, к которым его окружение крайне сензитивно, вне зависимости от того, руководствуется ли оно "инстинктивными" или традиционными моделями воспитания. Присутствие ребенка создает постоянную и устойчивую доминанту во внешней и внутренней жизни каждого члена домашнего окружения. Потому что все они должны переориентироваться для того, чтобы приспособиться к нему. Они к тому же должны вырасти и как отдельные индивиды, и как группа. Справедливо будет сказать, что ребенок точно так же контролирует и воспитывает свою семью, как и она его. Семья может воспитать ребенка только в том случае, если сама будет воспитана ребенком. Развитие ребенка состоит из серии вызовов, которые он бросает своему окружению для того, чтобы оно обеспечило развитие его впервые возникающих потенциальностей, связанных с социальным взаимодействием.