Идеология и субъект
Шрифт:
Итак, субъект всегда способен считать себя верным и последовательным, когда основывает свое поведение только на одном своем убеждении – главное соответствовать требованиям ситуации.
И ТОГДА
понятно, почему эту ситуативную идеологию субъекта практически невозможно разрушить извне. Он не только считает ее своей, но и объявляет ее объективно обоснованной. Возможно это будет до тех пор, пока субъект сохраняет
13. … веру и верность?
Нужно верить…
П. Сэлфинг
единство
Г.В.Ф.Гегель
Идеология субъекта «держится» на его вере и верности. Правда, это странная вера и особая верность. Впрочем, большинство не задумывается о том, что такое вера и верность, оно уверено в том, что все это нечто вполне понятное и очевидное.
В вере субъекта в истинность его идей-ценностей нет ничего метафизического. Эта странная вера основана на личной практике, на опыте. И всякий раз эта практика убеждает субъекта – его идеи-ценности абсолютно истинны. Только такая позиция позволяет субъекту в течении всей своей жизни верить в существовании справедливости, чести, достоинства и т.п., даже тогда, когда он ни разу не встретил их проявлений.
Но субъекту ничего не остается – он нуждается в вере, больше у него ничего нет. Идеи-ценности сообщают существованию смысл и каждый, вне зависимости от степени осознания, страшится утратить этот смысл и тем самым оказаться перед лицом бессмысленности своего бытия. И тогда, в лучшем случае, субъект «уходит» в иронию и самоиронию, которые ничего не создают, а всего лишь защищают субъекта от него самого. Но безверие остается, и нет ответов на «вечные вопросы» – что?, зачем?, кто виноват?
Субъекту необходима вера в свои идеи-ценности для того, чтобы с ее помощью … «убежать» от самого себя, незаметно подменяя знание о себе, верой в истинность своих идей-ценностей, считая, что если он обладает этими идеями-ценностями, разделяет их содержание, то и сам и все его действия соответствуют этому содержанию. А потому он справедлив, честен, достоин, добр и т.п. И вот уже нет разделения себя и своих идей-ценностей.
Даже тогда, когда повседневная практика демонстрирует субъекту – он вовсе не так уж и справедлив, честен, добр и т.п. – она не убеждает субъекта. Если не помогают оправдания, то субъект винит во всем идеи-ценности, обвиняя их в неточности. Это, как ему кажется, дает право на пересмотр своего понимания этих идей, причем новое «понимание» всегда оправдывает совершенное им. При этом его вера в идеи-ценности как таковые вовсе не колеблется. Он просто начинает верить в новую интерпретацию своих идей-ценностей. И все.
Подобные манипуляции со своей верой в идеи-ценности, приводят к тому, что субъект вообще перестает ощущать у себя какую-либо идеологию. Он подменяет идеологию своими убеждениями, принципами, представлениями, воззрениями и т.п., которые, и это самое главное, ценностями не являются, а представляют собой некие декларации о намерениях.
Большинство, конечно же, не знает, что только вера в истинность своих идей-ценностей может сообщить ощущение собственной свободы. Более того, большинство никак не связывает идеологию и веру в ее истинность со свободой, хотя, собственно говоря, никакой иной свободы для субъекта просто не существует. Всякое требование так называемой «свободы» есть, по сути, проявление взбунтовавшимся субъектом его невозможности самовыразиться. Вот только эта невозможность связана не с отсутствием реальных возможностей. Это психо-патологическое состояние субъекта, переполненного продуктами рефлексии, которые никто не хочет, да и не может воспринять. Постепенно и неуклонно накапливаясь, они блокируют его, ставшее патологическим, стремление к постоянной рефлексии
Вера субъекта в собственные идеи-ценности воплощается в его верности своей идеологии. Иначе и быть не может, т.к. по логике субъекта, истинность его идей-ценностей обязательно когда-то воплотится в конкретных достижениях. Для этого надо всего лишь не изменять самому себе, твердо отстаивать свои идеалы, принципы и убеждения.
У верности субъекта своей идеологии есть как минимум два оттенка. Во-первых, это верность-последовательность в поведении и действиях. Субъект как бы существует в рамках жестко зафиксированной программы действий, которая определяет, что можно, а что нельзя. У него просто не остается выбора, так как выбор поведения осуществляет за него эта программа, и нарушить ее значит предать самого себя.
Впрочем, не все так сурово. Подобная верность-последовательность характерна только для небольшого круга людей, большинство же вполне допускает возможность определенного отклонения своих действий от требований идей-ценностей. Причем какие идеи-ценности могут быть нарушены, а какие нет, определяет только сам субъект, в соответствии с только ему известными критериями. И это он не будет считать предательством. В случае возникновения каких-то сомнений относительно моральности поступка, ему на помощь быстро приходят оправдания, почти полностью нейтрализующие чувство вины, т.к. подобное объяснение-оправдание-обоснование будет связано с обстоятельствами неодолимой силы.
И в этом нет ничего удивительного. Дело в том, что всякая идея-ценность субъекта обладает для него «односторонней значимостью» (С.Кьеркегор), когда каждая идея является для субъекта только его собственностью, тем, что отличает его от всех остальных. Даже тогда, когда понимание субъектом идеи почти полностью схоже с пониманием этой же идеи кем-то другим, субъект никогда не признает идентичности этих пониманий, ибо такое признание означало бы для него разрушение индивидуальной собственности его идеологии. А на это никто пойти не может.
Более того, субъект готов до конца бороться за уникальность своего понимания каждой своей идеи, отстаивая ее оригинальность и неповторимость, отвергая очевидные аргументы и доказательства. Он уверен – отказ от индивидуальной собственности на «свою идеологию» сделает его «нищим духом». И в такой непримиримой борьбе, которая только на первый взгляд делает субъекту честь, он на самом деле теряет главное, что содержится в каждой идее – ее «свободную бесконечность» (С.Кьеркегор).
И потому субъект не в состоянии осознать, что такая борьба за собственную неповторимость на самом деле не есть верность субъекта своей идеологии. Она означает страх, страх субъекта быть как все и потому быть никем. Эта борьба есть борьба со своим страхом, но не ради его преодоления, а для того, чтобы усмирить этот страх, чтобы, пусть и на время, сохранить определенность и уверенность в смысле собственного существования.
Во-вторых, субъект, конечно же, боится изменить самому себе, т.е. нарушить верность самому себе, стать другим, отказаться от себя предыдущего (из словарей). Всякий раз, перед свершением чего-то, субъект пытается проверить, сверить планируемое со своими идеями-ценностями. При этом такая последовательность превращается в следование сложившейся когда-то модели поведения, которая только кажется верностью субъекта своей идеологии.