Идет охота на 'волков'
Шрифт:
Курбан почесал в затылке и пожал плечами:
– -Так я не понял. В чем цимус? Ты ему свою квартиру оставил?
Цаца заржал, так же изредка бросая тревожные взгляды на Алмаза.
– - И ты купился! Цимус в том, что квартиру я снял у одной бабульки на два часа, тоже по объявлению, как будто для встречи с биксой. А хозяйку на время выпроводил. Представляю их рожи, когда они друг с другом встретились!
Курбан развеселился.
– -Сейчас тоже расскажу...
Но в это время дверь камеры отворилась, на пороге стояли двое, один из них, указывая на Курбана, скомандовал:
– -Собирайся! С вещами на выход!
У Курбана не первая ходка, вопросы задавать ни к чему. Он резво
– -Тихо, тихо! Привет от Мурки с Греком!
– громким шепотом объявил он, затягивая петлю, кончики губ нервно подрагивали.
– Ты уж прости, брат, что так получается! Я за тебя репу подставлять не хочу!
Алмаз хрипел, не в силах вырваться из рук Цацы.
– -Все-все-все! Все! Все! Тихо!
– скрученные колготки трещали и тянулись, но не рвались.
– Вот и молодец! Умница! Умница! Ну - хватит! Хватит! Все!
– уговаривал он его.
Алмаз лежал без движения, безобразно подогнув ногу под себя, руки застыли возле шеи. Цаца устало выдохнул:
– -Фу-у... Господи, помоги мне! Прости за мокруху!..
Камера снова открылась, вошли те же полицейские, с Цацей стянули джинсы с трупа, быстро соорудили подобие петли, бросили на него и побежали звать фельдшера освидетельствовать самоубийство подследственного.
Цаца из черпака жадно хлестал холодную воду.
17
Вдалеке лаяли псы, луна освещала комнату Мурки холодным светом. Выключив торшер, она сидела в кресле возле огромного зеркала, курила и слушала "Сулико". Возле ворот переругивались охранники. Какие-то тени пробегали в зеркале, мелькали чьи-то силуэты, и тогда Мурка испуганно вздрагивала, зрачки расширялись, она пристальнее вглядывалась в зеркало - и ничего не видела. "Сулико" закончилась, она перекрутила кассету и в сотый раз поставила на начало.
И опять поплыли тени по зеркалу - смутные, туманные, размывчатые, не оформленные. Первый раз услышала эту мелодию девочкой в детском доме. Учитель пения, старый мужчина со странными пальцами, оканчивающимися утолщениями похожими на булаву, сыграл её на детдомовском баяне в конце урока. Сыграл просто так, вне школьной программы, чтобы чем-то занять оставшиеся минуты до звонка. Но Клеопатру так тронула мелодия, что попросила сыграть еще раз. И потом, потрясенная, повторяла и повторяла её про себя. А что такое Сулико? Что означало это слово? Учитель и сам не знал, предполагал, что это гора, а потом стал говорить - что солнце. Все детство этот вопрос мучил Клеопатру. Она искала его в библиотечных словарях, в учебниках - и нигде не находила. А в памяти осталась единственная строчка, которую знал и напел старый преподаватель пения: "Где же ты моё "Сулико"? И только став взрослой, узнала, что Сулико - это имя, учитель неправильно произносил его в среднем роде.
Детдомовская кличка "Мурка" осталась навсегда. Кто это придумал? Сейчас и не сказать. Но и дети, и учителя, и воспитатели - звали её именно так. А родителей не знала и не помнила. Иногда к ним в комнату на четырех девочек, пока ни кого не было - приходил директор. Маслянистые его глазки и лукавая улыбочка часто снились по ночам. Он начинал ко всему придираться, делать язвительные замечания: постель не так заправлена, книги с тетрадями не сложены в кучку, портрет Крупской косо висит. А потом вынимал из карманов сладости, и садясь ближе, начинал угощать Клеопатру. А потом, будто нечаянно, ронял конфету, и когда поднимал с полу, будто нечаянно задевал её ноги. И когда дело доходило до большего - в коридоре слышались шаги, директор вскакивал
Поэтому однажды приказал явиться в кабинет для обсуждения её, как он выразился - "не советского поведения", заключавшегося в том, что в очередной раз она подралась с подружками. Долго воспитывал, расхаживая по ковру, указывал на бюст Ленина в молодые годы, стыдил за "антисоциалистический дебош" и грозился всеми мысленными карами. Потом запер дверь на ключ, и, обещая различные блага, то припугивая, то лаская - овладел ею на кожаном диване. Так Клеопатра стала женщиной в десять лет. А первый аборт получила в двенадцать. Директор таскал её в Туркестан на дом к частнопрактикующему врачу и за "очень большие", по его словам деньги - тот произвел необходимые манипуляции. Второй и последний был через два года, Клеопатра потеряла много крови, и акушер, и директор очень напугались. Доктор, паникуя, громко шептался, что дураком был, связавшись с этим делом. Что никакие деньги от тюрьмы или даже от расстрела не спасут, что положение почти безнадежное. Но растущий организм взял у природы своё - Клеопатра выздоровела. Слышала только, как заключил врач: - "У этой девочки никогда не будет детей". Пожилая жена директора ни о чем не догадывалась, хотя и появлялась в детском доме по разным надобностям. Изредка приволакивала испеченные ею пампушечки, пирожочки, плюшечки - и раздавала воспитанникам. Или передавала старые, но еще хорошие вещи собственных детей.
Расстались неожиданно. Как оказалось, Клеопатра являлась не единственной любовницей директора, и одна из них проболталась его супруге. Скандал получился жуткий, в результате девочку одарили дорогими подарками и перевели в другой детский дом, директор заболел и уехал в санаторий под Алма-Ату, да так и не вернулся. Ходили слухи, там заново женился и работает в местном интернате.
Мурка отключила магнитофон, затушила сигарету и улеглась в постель. Но луна освещала комнату, глаза разлипались сами собой, она щурилась в потолок и снова опускала веки.
Когда директора не стало, и некому было подкидывать сладостей, а самое главное, пусть и поношенных, но вполне приличных нарядов - начала помаленьку воровать. Два раза как малолетке, ей давали незначительные сроки, зато в тюрьме научилась фене, познакомилась со взрослыми воровками и много чего от них переняла.
Как-то в одном из крупных частных магазинов её поймали, когда спрятала джинсы в сумку, и поколотив, притащили к хозяину на расправу. Хозяином оказался симпатичный мужчина средних лет, казах с крестиком на шее, с умным и проницательным взглядом, звали его Владимир Сесенович. В отличие от служащих - он не стал наказывать Клеопатру. Больше того, оставил ей ворованные джинсы, подарил визитную карточку и отпустил с предложением: когда будет туго - обращаться к нему. Проводил её под удивленными взглядами охранников до дороги, остановил такси и отправил домой. К тому времени Клеопатра снимала дешевую квартиру. А утром вернулась к Владимиру Сесеновичу, так познакомилась с Шерифом.
Шериф заботился, одевал с иголочки, запретил воровать, несколько лет не прикасался к ней, а в конце концов сделал своим заместителем. И хоть жили впоследствии гражданским браком, не расписываясь, однажды в столе она случайно обнаружила завещание о том, что в случае его, Шерифа смерти - все движимое и недвижимое имущество, средства в банке, акции и другие активы переходят ей в собственность. Сам Шериф никогда об этом не заикался.
А на ночь он читал ей сказки. Эти сказки были сочинением на тему - как прошел день, что изменилось за сутки и что надо сделать завтра. Она ложила голову на подушку, рукой охватывала его грудь и, слушая - засыпала. Завтра необходимо сделать...Завтра необходимо сделать... Завтра...Необходимо...Завтра...