Идет охота на 'волков'
Шрифт:
– -Гость?
– спросил, обращаясь к Юле, с улыбочкой.
Из прихожей вывалились еще пятеро.
– -Грек, ну что, хавать готово? С утра не жрали!
Юля показала рукой на Сергея.
– -Это Сережа, из Кентау. Мой давний друг.
– затем указала на Грека.
– А это Эдик, но мы шутя зовем его Греком.
Сергей тихо спросил:
– -Обед готовила для него?
– -Сережа, давно хотела тебе сказать...
– -Нет, подожди. Для него?
– -Я сейчас объясню, и ты поймешь. Грек, пока убери пожалуйста ребят из квартиры.
Тот,
– -Костя, ждите на лестнице.
– и кивнул на выход.
Костя ухватил пикантность ситуации и, прыская в кулак, повел дружков за дверь.
Сергей, глядя на Грека снизу вверх, предложил:
– -В ногах, говорят, правды нет? Может, посидим гуськом, побалакаем? Эдик?
– -Ну, давай. Побалакаем.
– Грек опустился напротив, а Юлю посадил посредине.
Сергей спросил:
– -Юля, скажи честно, давно у тебя с ним? И вообще, что происходит?
– -Понимаешь, Сережа...
– -Ты его любишь?
– -Я бы сама все объяснила, но ты ве...
– -Любишь его?
– -Не торопи. Не так все просто.
– -Ну почему? Я же вижу, слишком у вас зашло далеко. По семейному. Обеды готовишь, ключ у него от квартиры. У меня ведь нет? Чего ж ты стесняешься? Любишь - скажи: да, люблю. Чтобы внести ясность.
Юля, опустив голову, чуть слышно сказала:
– -Да, люблю. Прости, Сережа. Я, наверное, слабая женщина, не решалась сказать. Я виновата перед тобой.
Сергей сглотнул подкатившийся ком.
– -И что же вы, поженитесь?
– -Я не знаю...
Грек сидел хмурый, перебирал губами, молчал.
Сергей вздохнул.
– -Вот теперь ясно. Только, любить как я - не сможет никто. И он тоже. Помни об этом. Елы-палы! Какой я дурак! Дурак и глупец! Я был ослеплен этой глупой любовью... Сколько лет! Наверное, с четвертого класса?
– он потирал лоб и массажировал глаза.
– Ну что, прощай, Юленька. Всегда звал тебя "моя маленькая-маленькая девочка". Дур-рак! Дурак!
Поднялся, прошел в коридор, накинул пальто и двинулся к двери. Грек сопровождал его.
– -Шапку забыл.
– виновато подал Сергею головной убор.
– Не обижайся, брат. Такая история...
– -Да пош-шел ты!
– и крикнул Юле в кухню: - Вот тебе и сон!
Хлопнул дверью так, что посыпалась штукатурка. На лестничной площадке ржали боевики Грека. Не обращая на них внимания, медленно стал спускаться вниз.
21
Теплоход "Андрей Красин" завывал дизелями и дрожал железным туловищем, рассекая воды Финского залива. Штормовой норд-ост поднимал полутораметровую волну: залив две недели как освободился ото льда. Верхнюю палубу от бака до юта окатывало холодным соленым раствором - жемчужным балтийским бисером. Справа по борту плыли Красная Горка, Ломоносов, слева остался Кронштадт. На траверзе "Андрея Красина" прыгала на волнах рыбацкая шхуна, тоже, видимо, возвращавшаяся в порт.
В кают-компании было жарко, присутствующие только что приняли банные процедуры и теперь, распаренные, в халатах, с полотенцами
– -Это вот кальмары, рекомендую. Не те кальмары, что в магазине тухнут, нет. У меня прямые поставки морепродуктов. Это - сёмга. А это вот - икорка, между прочим тузлук сам делал.
– не без гордости сообщил он. Иван Иваныч поднял рюмку.
– Однако, за встречу, друзья мои! И пусть нам будет пруха!
Выпили не чокаясь, и взялись за закуску. Один из гостей заметил:
– -Ну и болтает твой пароход, Иван Иваныч. Сил нет.
Тот посочувствовал, удерживая съезжающую тарелку:
– -А ты Гастрит, полежи. Полежишь, оно и полегчает. И кушать не советую.
– -И правда. Мутит, полежать бы надо.
Гастрит, высокий и тощий, держась за живот, со страдальческим выражением лица, отошел и прилег на кожаном диване, ноги оставил на ковре. Иван Иваныч разлил по второй. Опять выпили. Перемалывая зубами кальмара, спросил:
– -Что решать будем, господа-товарищи? Как поступим?
– -Ты, Иван Иваныч, сам, что думаешь?
– -Я-то? Мочить их надо! Мочить сук невоспитанных! Всех поганцев, до одного! И бабу эту в первую очередь! У тебя, Цунами, есть мысли?
Цунами, в стрижке седого ёжика, с набитым ртом кивнул на соседа.
– -Голова пусть скажет, я ем.
Тот дожевал и вытер рот салфеткой, затем вытер руки и плеснул в стакан минеральной воды. Головой его назвали за несоответствующие пропорции головы с туловищем и большое мясистое лицо. В детстве прозвали его Сперматозоидом, а на зоне перекрестили в Голову.
– -Далеко это. Перебрасывать людей надо больше. Сколько наших повалили?
– -Четырнадцать человек.
– -Во-от. Придется казахстанских воров привлекать.
– -Надо в Алма-Ату заслать весточку Булату-Сифону. Он в Новосибирске коронованный.
– -Авторитетный вор. Я слышал, по зонам бучу затеял?
– -Да это так, права качает. Проверяет силу.
– -А кто поручился, говоришь? Я в Волгограде на неделе отметился.
– -Седой.
– -А-а! Так замочили его, Филя теперь там! Поганый слушок ходит - Филя и мочил. Но доказательств нету. След, между прочим, тянется туда же, в Чимкент, к "Серым волкам".
Гастрит со стоном, держась за лоб, посоветовал Ивану Иванычу, указывая на прыгающую посуду:
– -Убери ты лишнее со стола! Ведь попадает!
Иван Иваныч согласно кивнул, вытирая пот полотенцем, и нажал кнопку для вызова прислуги.
– -Э-э-э! Сапог ты, Гастрит, сапог!
– безнадежно уведомил он.
– На море не стол называется, а бак. Не пол - а палуба, не стена - а переборка, не потолок - а подволок.
Вошел гарсунщик.
– -Вызывали, Иван Иваныч?
– -Ты, мил-человек, убери с бака лишнее. Того и гляди, перевернется все. Оставь водочки и икорки.