Иди и умри
Шрифт:
– Что происходит-то, Антон… – покосившись на Крыльницкого, он добавил: – Палыч? Меня Старик по делам отправил, и раз уж получилось так, что я освободился на пару часов раньше…
Дойдя в своем рассказе до того места, где он проснулся от телефонного звонка, Струге прервался и повернулся к милиционеру:
– Егор, иди-ка погуляй в коридоре.
Секунду подумав, что привело Пащенко в состояние, среднее между гневом и изумлением, младший сержант резко выпрямился, дошагал до двери и плотно прикрыл ее за собой.
– На сотню спорю – сейчас стоит в коридоре
– Хороший телохранитель следит не за руками, а за глазами, – сказал Вадим Андреевич. – Почему за руками?
– В них должен быть топор.
Окончание рассказа заняло еще десять минут.
– …таким образом, мне все это порядком надоело, – заявил в конце Струге. – И эти двое стражей, и узколобие Николаева, и его мнимая забота.
– Ну, почему мнимая? – пожевал губами, вставляя в них сигарету, зампрокурора. – Николаев молодец.
– И ты туда же? – с безразличием в голосе пробубнил Струге. – Вадик, нам с тобой по сорок лет. Здоровые, крепкие, и не только на вид, мужики! Ты сам подумай, Вадим Андреевич, – если кому-то понадобится меня угробить, неужели он этого не сделает? А эти двое в форме только заставляют его быть осторожнее и изощреннее в выборе способов.
Оборвав себя на полуслове, Антон чертыхнулся.
– Черт побери, о чем это я говорю? Ты видел Кургузова?! Ты не видел Кургузова. Он сам себя боится. Только не надо говорить мне, что зона закаляет и воспитывает. Если этого покушенца там не отхарили, то только потому, что боялись его смерти. Слава богу, Алиса-девочка не слышит моих слов…
– Что-то на полярные восклицания тебя, брат, потянуло, – всерьез заметил Пащенко. – То беса упомянешь, то всевышнего.
– Тебе не понять. – Струге жестом попросил сигарету. – У тебя нет телохранителей.
Уведя разговор в сторону, хитроумный Пащенко смял тему и через пару минут, когда Антон успокоился, снова к ней вернулся. Только теперь, не желая месить в общую кучу догадки и факты, он развел проблемы.
– Нужно посмотреть дело Кургузова восьмилетней давности.
– У меня такое впечатление, что я слышу эхо параноидальных идей Николаева.
– Не спеши, – осадил судью жестом Пащенко. – Ты когда домой собираешься?
– Сейчас, Алиса вернется… Минут через десять.
– Вот и чудно. – Сунув сигарету в пепельницу, зампрокурора подбросил на руке ключи. – Дома и побеседуем… Охрана!!
– Проверка готовности, – объяснил он влетевшему в кабинет Крыльницкому. – Перед крыльцом «Волга», на номере три четверки. Разогреть сумеешь? Да брось ты – «ни на шаг»… Пока я здесь – вы оба живы.
Между тем осторожность Крыльницкого была лишь слабым проявлением воли по сравнению с тем, как выполнял поставленную задачу Звонарев.
Оставив милиционеров в большой комнате, где они могли наслаждаться свежими новостями с тридцатидюймового экрана телевизора четы Струге, Пащенко, Антон Павлович и весело щебечущая Саша устроились в просторной кухне.
– Вы знаете, я никогда еще не чувствовала вокруг себя такой заботы! – смеялась женщина. –
Пащенко без тени сомнения утвердительно покачал головой.
Струге это не понравилось.
– Иди за мной.
– Куда? – растерялся зампрокурора.
– За мной.
Глава 4
Мощности «кабинета» судьи использовались на все сто процентов. На одном из станков Звонарев лежа жал штангу, у зеркала, раздевшись по пояс, трудился над своими бицепсами Крыльницкий. Оба были крупнее и мощнее Струге на полголовы и килограммов десять веса.
– Мы тут, это… – смущенно проговорил рыжий, и оба опустили железо.
– Молодцы, – похвалил, с уважением рассматривая руки сержанта, зампрокурора.
– Ты, кажется, у Кисина в «Динамо» по мешку стучал? – поинтересовался Антон Павлович.
– Точно. – Крыльницкий по привычке хрустнул выбитыми за годы тренировок костяшками.
Сняв с крючка пару перчаток, левую судья бросил младшему сержанту.
– Левша ведь, верно?
Милиционер растерялся:
– А откуда вы…
– Проехали. А я правша. Так что все нормально. Если занимался у Кисина, значит, тебе не нужно ничего объяснять. Любимый трюк у него – свинг слева после «обманки» справа. Финтовать не будем, просто пробей мне в живот. Давай…
Чернявый парень находился в состоянии жуткого замешательства. Во-первых, непонятно, как этот судья может знать, что у Кисина в чести, во-вторых, бить судью… Вообще-то, подряжая на работу, его просили делать прямо противоположное.
– Бей, не мочись, – потребовал Антон. – Переживу. Только потом варежкой не шамай.
Самое обидное слово, вылетавшее из уст тренера, было «не мочись». У Крыльницкого сработал автомат, и он тут же, почти со свистом, врезал свой кулак в живот боком стоящего к нему судьи.
Удар был силен. Струге чуть покраснел и был вынужден сделать шаг назад. И тут же, не останавливаясь, нанес точно такой же удар милиционеру. Искусство боксера – не валить, а пробивать насквозь, и Крыльницкий даже не отшатнулся назад. Просто переломился и кулем свалился под ноги присутствующим.
– Вот такую охрану приставил ко мне Николаев, – сдирая с руки перчатку, объяснил Струге. – Парни, конечно, хорошие, но что со мной будет, если в момент шухера, вместо того чтобы убегать от предполагаемых убийц, мне придется отрывать их от пола и таскать на себе?