Иди, поймай свою звезду. Караван мертвецов. Адам и Ева - 2

Шумилов Павел

– Большую? – идиотский вопрос. Но Уголек поднимает глаза к потолку и шевелит губами.

– Если взять обычное соотношение масса–диаметр, то чуть меньше полутора миллионов километров.

– А Солнце сколько?

– Один, триста девяносто тысяч.

– Больше Солнца?

Уголек надевает очки–компьютер.

– Да, процента на два–три больше. Данные не очень точные, но где–то так.

– Живут же люди! А я здесь бока отлеживаю.

– Мастер!!!

Беру себя в руки.

– Расскажи, как это произошло.

– Мы, как всегда, проводили опыты по изменению течения времени в локальном объеме. Эти опыты требуют уйму энергии. Поэтому

вокруг звезды мы создали сеть энергетических станций. Они по нуль–т выдергивают из ядра звезды кусочек массы и преобразуют его в напряжение пространственно – временного континуума. А дальше эту энергию может использовать любой. Долго в виде напряжения энергия храниться не может, она расползается по окружающему пространству. Это все равно, что нагревать какую–то точку в центре огромной металлической болванки. Тепло растекается во все стороны, и вся болванка становится чуть теплее. Но пока не растеклось, его удобно использовать. Так вот, мы наделали энергостанций, регулярно проводим опыты, и вдруг замечаем, что энергия куда–то уходит. Совсем немного, на грани точности приборов, но уходит. Если мы используем десять–пятнадцать кг, то энергостанции выбрасывают в пространство двадцать–тридцать тонн, а исчезает до трех–пяти килограммов. А иногда ничего не исчезает. Образовалось целое крыло физиков, которые занимаются исключительно Утечкой. Нет ничего более неблагодарного, чем заниматься Утечкой. Половина местных анекдотов именно про них. Даже направление Утечки они определили всего лишь с точностью до полусферы. Но месяца четыре назад у них был великий день. Ушло сразу восемь тонн энергии. Мы смогли засечь вектор.

– Угму. Я слушаю.

– В четвертое измерение. В соседний континуум. Ты понял, кто–то на халяву присоседился к нашим энергоресурсам.

– И вы решили заткнуть течь?

– Ты что? Это же братья–коллеги–физики. Мы решили модулировать поле информационным сигналом. Связаться с ними, вступить в контакт, обменяться информацией.

– С чего вы решили, что это физики?

– Так все повадки совпадают. Сначала робкие эксперименты, потом более серьезные. Мы целый месяц ждали этого момента. И дождались… Они вытянули с нас во много раз больше энергии, чем мы могли дать.

– Во сколько раз больше?

– Кто знает? В двести, в триста, в тысячу… На таких режимах энергостанции никто никогда не гонял. Но в пять раз больше, чем станции могли дать на самом крутом запредельном форсаже.

– Это как понять?

– Обычно наши эксперименты длятся две секунды. Поле держится три. Полсекунды на начальное накопление энергии в поле и половина на всякий резервный случай. Точнее, по истечении двух с половиной секунд станции должны удерживать заданную напряженность поля, пока кто–то потребляет энергию. И еще потом полсекунды на всякий пожарный. Так вот в этот раз все станции, вместе взятые, не смогли удержать нужную напряженность. Поле просело почти до нуля. И станции с дикой перегрузкой работали аж пятнадцать секунд. Потом похититель отключился, станции подняли напряженность до заданной и тоже отключились. Но было поздно.

– Поздно – что?

– Спасать станции. Они все сгорели.

– Продержались до конца, а потом дружно сгорели?

– Ага. Они еще десять–пятнадцать секунд могли бы работать, это уже ничего не меняло. Мы же не зря проводим эксперименты за три секунды. Три секунды станция любую нагрузку вынесет. И четыре вынесет. Но после пяти ее уже ничто не спасет. Так уж они сделаны.

– И все сгорели?

– Да. Осталось около двух

десятков. Те, которые были неисправны и ремонтировались.

– Сколько же их всего было?

– Миллион двести тысяч.

Второй раз за день выпадаю в осадок. Начинаю нервно хихикать. Уголек терпеливо ждет, пока я успокоюсь.

– Зачем столько?

– Мы готовили крупный эксперимент. Четверть века готовили. Даже еще больше, – Уголек, кажется, опять готова пустить слезу. Даже нижняя челюсть дрожит. Больно наступаю ей на кончик хвоста. Вздрагивает, слабо улыбается и делает движение головой, будто хочет меня боднуть.

– Их починить можно?

Уголек пожимает плечами.

– Что случается с полюсом нуль–т камеры, если его нагреть до трех тысяч градусов? А с электроникой? Теперь это куски шлака. Но все, что не относится к генератору, цело.

– Вы не догадались поставить аварийные выключатели?

– Мы их специально не поставили. Пойми, это не промышленная аппаратура, а научная. Что бы ни случилось во время научного эксперимента, энергия должна поступать. Пусть все горит огнем, но энергия должна быть. Иначе может сорваться уникальный эксперимент.

– Кажется, именно так все и закончилось: горело огнем.

– Паршивцы забыли прочитать инструкцию по эксплуатации, – улыбнулась она.

– Как устроен генератор?

Уголек берет лист бумаги, рисует круг. Вокруг него – прямоугольнички.

– Самая важная деталь – сферическая камера. Стенки из чего–то жутко тугоплавкого и очень крепкие. Метровой толщины, кстати. Справа и слева – полюса нуль–т. Сверху и снизу – преобразователи вещества в поле. С помощью нуль–т мы вырываем из центра звезды кусок вещества и помещаем в центр камеры. Какое давление в центре звезды, ты знаешь. Вещество, естественно, разлетается к стенкам, но прежде, чем успевает долететь, преобразователи превращают его в энергию поля. Процесс идет чисто и без потерь, но часть электромагнитного излучения все же достигает стенок. От этого стенки нагреваются.

– До такой степени, что все вокруг выгорает.

– Да. Но пока прогреется насквозь метр металла, проходит секунд тридцать. Все это время генератор может работать с дикой перегрузкой.

– Вы не позаботились о том, чтобы сделать охлаждение.

– Да ты что, с ума сошел? Генератор не рассчитан на тысячекратные перегрузки. Никто никогда не делает технику с таким запасом прочности.

Уголек нервно бегает по комнате. Ловлю ее и прижимаю к себе.

– Ну ведь на самом деле, никто не будет взвешивать пять тонн на аптечных весах. Этого ни одни весы не выдержат, – она все еще не может успокоиться, поэтому начинаю покусывать ее за ухо. Конечно, она права. Три градуса – не три тысячи градусов. На три градуса холодильник не нужен. И на сто не нужен. Зато какой резерв роста заложен в конструкцию! Если вместо одной камеры использовать несколько… Одна в работе, остальные остывают. Или для охлаждения туда жидкий воздух по нуль–т впрыскивать. Даже менять ничего не нужно.

– Ну сколько можно?

– Не верю!

– Чему?

– Что ты по мне соскучилась.

– Ах ты провокатор! Ну держись! – она переворачивает меня на спину, садится верхом, и я держусь… Потом в изнеможении падает рядом со мной на бок.

– Коша, мне стыдно…

Я безмолвствую. Сейчас начнется шантаж. Я обречен, но немного ей подыграю. Иначе где же радость победы?

– Мы же команда спасателей. А чем занимаемся? Время теряем.

– Один часик за пятьдесят лет. И я впервые слышу про спасателей.