Идол

Каллихен Кристен

– Фетиш?
– я пытаюсь не засмеяться, пока направляюсь к двери.
– Ты всё еще пьян.

– Чист как стеклышко, Либби, - он прямо за мной, следует по стопам.
– А теперь спроси мое имя.

Я останавливаюсь и разворачиваюсь так, что мой нос встречается с центром его груди. От этого прикосновения через мое тело прокатывается волна вибрации. Я делаю шаг назад и откидываю голову.

Он одаривает меня самодовольным, абсолютно злобным взглядом. Но его голос скорее тихий, сладостный и упрашивающий.

– Давай же, спроси.

Боже, этот голос. Я пыталась игнорировать

его, потому что такой голос может утянуть в пучины ада, заставить потерять ход мыслей. Низкий, глубокий и властный. Парень говорит, и это звучит словно музыка для ушей.

Он смотрит прямо на меня, ожидая. И от этого взгляда мое сердце замедляет ход. Я не стояла так близко к мужчине уже очень долгое время.

Сглатывая, пытаюсь заставить свои голосовые связки работать.

– Тогда ладно, скажи мне.

Но он молчит. Замирает, словно его поймали в ловушку, словно вдруг решил поосторожничать.

– Ты издеваешься надо мной, верно?
– я смеюсь, не то что бы это смешно.
– Ты до умопомрачения умолял меня спросить твое имя, а теперь решил поиграть в Румпельштильцхена?

Он моргает, будто пытается выйти из транса, и затем смотрит на меня.

– Не волнуйся, твой первенец в безопасности, - он набирает в легкие воздух и протягивает руку.
– Киллиан.

Я гляжу на его ладонь. Большую, широкую, с загрубелым основанием и кончиками пальцев. Наверное, парень - музыкант. Вероятно, гитарист. Я провожу большим пальцем по собственным огрубелым кончикам. Он снова ждет, хмуря брови, словно я оскорбила его, не приняв рукопожатие.

Так что я протягиваю свою ладонь. Его рука теплая и сильная. Он так крепко сжимает мою руку, что может сломать кости, хотя не думаю, что парень осознает вложенную в пожатие силу. Определенно, он музыкант.

– Имел удовольствие познакомиться, Либерти Белл, - его улыбка милая и почти мальчишеская под этой густой бородой. Раньше я думала, что ему за тридцать. Но сейчас мне кажется, что парень приблизительно моего возраста, то есть в районе двадцати семи - двадцати девяти лет.

Я отпускаю его руку.

– Я бы не назвала наше знакомство приносящим удовольствие.

– О, теперь ты должна признать, что у меня есть великая цель, - он толкает меня, и я закатываю глаза.

– Давай больше никогда не говорить об этом снова.

– Не говорить о чем?
– тон Киллиана легкомысленный, пока он выходит следом за мной из дома.

Я направляюсь к своему грузовику, но он останавливает меня, прикасаясь к моему локтю. Его взгляд сосредоточен на доме миссис Кромли, что через дорогу. Миссис Кромли умерла шесть месяцев назад, и ее племянник Джордж унаследовал это место. Я не видела его давно, но знаю, что ему сорок с чем-то лет, есть жена и дети. Сомневаюсь, что они переедут сюда - дом буквально стоит на краю Вселенной, и на нашем маленьком острове - кусочке Аутер Бэнкса - даже нет своей школы.

Но что странно, перед домом припаркована машина с логотипом магазина Ала, а на крыльце - две большие коробки. Киллиан оглядывается, рассматривая рулонную траву, которая пожелтела осенью, высокий холм и тонкую полоску серебристо-голубого цвета там, где Атлантический океан

переходит в берег.

Он чешет челюсть так, словно та зудит.

– Тот дом. Ты не знаешь, это дом Джорджа Кромли?

Мой желудок ухает вниз.

– Ага, - произношу медленно.

Киллиан кивает и встречается со мной взглядом. Его улыбка, как всегда, медленно и самодовольно расплывается по лицу.

– Тогда, думаю, мне всё-таки не нужно ехать в город, соседка.

Глава 3

Киллиан

Я назвал ей свое имя, и она меня не узнала. Прошло столько времени с тех пор, как кто-то моего возраста смотрел на меня так, словно я абсолютный незнакомец, и сейчас это почему-то странно волнует. Возникает вопрос, а не облапошили ли меня? Я со всех сторон был окружен фанатами и людьми, которые с радостью целовали мой зад, пытаясь получить от меня желаемое. А теперь, когда моя дорожка пересеклась с этой девушкой, очевидно хотевшей, чтобы я просто свалил на хрен? Я злюсь.

Фыркая, делаю глоток обжигающего кофе и откидываюсь на спинку старомодного кресла-качалки. С места на моем крыльце отлично видно дом Либерти. Он двухэтажный, обшитый белой вагонкой. Тот тип, что вы видите на живописи Эдварда Хоппера. Проезжая мимо такого, вы бы подумали, что какая-то старушка внутри как раз раскатывает тесто на пирог. Спорю, что Либерти тоже готовит отменные пироги, но она, вероятно, раскатает мой мозг скалкой раньше, чем я даже попробую их.

Мой мотоцикл оставил уродливую полоску на траве, напоминая о том, что я сделал в ту ночь. Вождение в пьяном виде. Это не свойственно мне. Я тот, кто обычно держит других в узде. Удерживает друзей, чтобы те не стали жертвой подобной херни, чтобы не превратились в клише, как сказала Либерти.

Что-то сильное и уродливое роится в моей груди. Все мои усилия так и не помогли Джаксу. Образ его обмякшего тела всплывает перед глазами в ярких красках: серая кожа напротив белых плиток, желтая рвота, зеленые глаза, уставившиеся в никуда.

Мои зубы стискиваются, пальцы болят от силы, с которой сжимаю кружку.

Чертов Джакс. Идиот.

От боли сложно даже дышать. Мое тело дергается от потребности в движении. Хочет куда-то идти. Продолжать двигаться, пока разум не прочистится.

Хлопок двери панорамной стеклянной стены вынуждает меня вздрогнуть, и горячий кофе плещется в кружке.

– Дерьмо, - я ставлю его на пол и всасываю в рот обожженный палец.

Через дорогу Либерти уверенно спускается по ступеням крыльца, направляясь к огражденному высоким забором саду. Улыбка растягивает мои губы. Эта девушка не может прогуливаться нормально и расслабленно. Куда бы она не шла, кажется, будто Либерти собирается выполнить судьбоносную миссию.

Она движется через освещенное солнцем пространство, и ее волосы приобретают оттенок топленого сливочного масла. У меня появляется желание запечатлеть этот момент, записать его в виде лирики. Паника от данной мысли поднимает меня на ноги и вынуждает ходить взад-вперед.