Идолов не кантовать
Шрифт:
К одиннадцати часам были на месте. Несмотря на то что перед ними предстал самый мирный пейзаж, Мамай вдруг почувствовал смутное беспокойство. Он быстро обшарил взглядом окрестности, но не нашел ни одной причины, нарушившей его душевное равновесие. По дорожкам гуляли мамаши с колясками. На веревках реяло белье. Из общежития консервного завода выскочил человек в фуфайке и, чертыхаясь, побежал через пустырь, потрясая ящиком с инструментами. Под окнами роддома № 3 уже топталось несколько взволнованных отцов.
— Ого, —
Балетмейстер не ответил. Прижимая к груди арбуз, он настраивался на первое свидание с наследником.
Палата № 6 находилась на первом этаже. Отыскав нужное окно, Пиптик воровато огляделся и бросил в него камешек. Тотчас же проем окна загородила пожилая женщина, похожая на богатыря в белом халате, и, погрозив из форточки волосатым кулаком, рыкнула:
— Я те ща кину, остолоп.
— Тетенька, — пролепетал Иоан, растерявшись. — Я вообще-то к девушке одной… к девушке Пиптик…
— А ты кем ей будешь?
— Как — кем! Мужем буду, — заявил балетмейстер, приходя в себя.
— "Му-ужем", — угрюмо передразнила медсестра. — А документ eсть?
— Какой еще докyмeнт? Я сына пришел увидеть!
Сестра была нерушима, как скала.
— Какого сына? — спросила она равнодушно.
— Сына… сына девушки Пиптик… Она лежит здесь у вас с ним.
— А ты ему кем будешь?
— Я отец! Какие странные вещи вы спрашиваете!
— "Стра-анные". Ты еще странных вещей не видел.
Но, видимо, что-то тронуло суровую сестру. Она шумно вздохнула, как вздыхают по ночам коровы, посмотрела сверху вниз на Пиптика и сказала:
— Ты с кем пришел-то?
— Один.
— Не, — подумав, покачала сестра головой, одному не покажу. — Приведи с собой еще кого-нибудь. Такого, чтоб поддержать тебя мог при случае.
— При каком еще случае? — начал нервничать Иоан. — Может, мой мальчик нездоров?
— Да здоров он, здоров. На пять килограмм потянул. Только одному тебе не покажу — хилый ты больно.
— Я не один. Я вот… — указал Пиптик на Потапа. — Это его крестный отец будет.
Сестра покосилась на будущего крестного и, сочтя его вполне пригодным для поддержки, уступила:
— Минут десять ждите. Кормежка начнется может, и увидите, коль вам охота
Задвинув шторку, она ушла.
Окна первого этажа располагались слишком высоко, и, чтобы заглянуть в палату, танцору пришлось взобраться на старое ведро, специально, должно быть, для этого предназначенное. Поднявшись на носочках и прилипнув к стеклу, он замер в выжидательной позе.
Экс-председатель, которого всегда смущали трогательные семейные сцены, прогуливался в стороне, рассеянно пиная коробку из-под сигарет. Краем глаза он заметил, что в ближайшем окне маячит чья-то фигура. Потап поднял голову — из окна на него смотрела Клава… Несколько секунд они молча таращились друг на друга. Потап быстро развернулся и собрался было уйти, но Клавдия отчаянно принялась барабанить по стеклу, давая понять, что узнала его. "Господи, я что, всех своих знакомых здесь встречу?" — удивился экс-председатель, нехотя возвращаясь. (Он был бы удивлен еще больше, если б знал, что медсестра, с которой общался Пиптик, есть не кто иная, как незабвенная Пятилетка Павловна Коняка.).
— А ты здесь по какому делу? — осторожно спросил Потап, понимая, что задает довольно пошлый вопрос.
— Здесь все по одному делу, — ответила Клава, стесняясь.
Потап затравленно озирался, не зная, что сказать.
На душе у него было нехорошо. Из затруднительного положения его вывела сама Клавдия. Она влезла на подоконник и зашептала в открытую форточку:
— Дай мне адрес Тамасгена!
— Зачем тебе?
— Дай!
— Да у меня его нет!
— Дай!
— Хорошо, хорошо, не ори только, — успокоил ее Мамай, понимая, что пора убираться, — завтра принесу. Перепишу — принесу.
Он почти силой затолкал ее обратно и вернулся к Пиптику.
— Ну! Скоро там? — спросил бригадир нетерпеливо.
— Кажется, несут, — сообщил балетмейстер дрогнувшим голосом.
Над шторкой показалась голова Пятилетки Павловны.
— Ну что? Показывать? — ухмыльнулась она. — Ну гляди, сам просил.
Иоан напрягся и вытянул шею… По тому, как долго он держал дыхание, крестный отец догадался: что-то стряслось. На землю упал арбуз, треснув, разлетелся красной мякотью. Пиптик перевел на Потапа остекленевшие глаза и, тыча пальцем внутрь палаты, выдавил:
— Это что такое?
— Ты меня спрашиваешь?