Идолы
Шрифт:
А вот то, что я вдруг отправляюсь в путешествие через джунгли на спине слона, — вот это для меня удивительно.
— Слоны. Опять слоны.
Биби качает головой, стоя возле животных и глядя на самую большую из трех слоних.
— Один слон едва ли в состоянии тащить другого слона вверх по реке. Так как же можно предположить, что один слон сможет ехать верхом на другом слоне?
Я и не знаю, кого мне больше жаль — Биби или слониху.
Чинг приходится лечь в грязь, практически завалиться на бок,
Брут рычит из рюкзака, а Чанг в ответ громко фыркает. Думаю, даже слоны уже привыкли к нашему шелудивому псу.
Пинг совсем не так уверена, что ей хочется кого-то на себе возить.
— Noh long! Noh long! — повторяем ей мы с Лукасом, так и эдак, жестами и мимикой, призывая на помощь Биби, но вот наконец слониха послушно опускается перед нами на колени.
Тогда я хватаюсь за хрящ ее уха и закидываю ногу ей на спину, подпрыгиваю — и вот уже сижу на том, что должно быть ее шеей. Шерсть на ней вьется, выступающие кости затылка натягивают шершавую колючую кожу, и я прижимаю ладони к верхней части, где шкура помягче.
Никто не говорил мне о том, каким теплым может оказаться слон. Пинг такая же теплая, и мягкая, и живая, как и я.
Когда она медленно поднимается во весь свой рост, я покачиваюсь взад-вперед, сжимая колени, чтобы не свалиться. Слониха поворачивает уши немного назад, к моим ногам, видимо желая, чтобы я не вертелась, и мы начинаем путь вверх по тропе, в перепутанные заросли джунглей.
Итак, мы двинулись. Все мы, по двое на слоне. Лукас и я. Ро и Тима. Биби и Фортис. Конечно, Биби не помешал бы личный слон. Как я и подозревала, ни монах, ни мерк не радуются совместному пребыванию на спине слонихи.
Не говоря уж о том, что этому не рада слониха.
Мы медленно движемся от реки в сторону долины.
— Держись крепче, — говорит Лукас, откидываясь назад, когда моя голова дергается в его сторону.
В ответ я могу лишь старательнее цепляться за него.
Пейзаж перед нами просто волшебный.
С высокой спины слонихи, на которой я сижу позади Лукаса, обхватив его за пояс, я вижу бесконечное упорство жизни, неустанный рост всего вокруг меня. Даже на деревьях растут другие деревья.
Джунгли скрывают свои сокровища и свое прошлое. И даже в такой близости от городов я не могу его увидеть, хотя и в силах ощущать — целые затерянные города, светящиеся под пальмами и папоротниками.
Я иду, думаю я. Я найду вас. Затерянные города и потерянные сестры. Как бы джунгли ни прятали вас от меня.
Нефритовая девочка и нефритовые сны.
Она должна быть там. Ничто не должно с ней случиться.
Не раньше, чем я до нее доберусь. Я обещаю.
Я и самой себе обещаю то же самое.
Мы двигаемся вперед.
Некоторые деревья
Наверное, так оно и есть.
Другие достигли весьма впечатляющей высоты.
— Тиковые деревья, — сообщает Биби, раскачиваясь впереди меня на спине Чинг. — Теперь они почти так же редки и дороги, как золото. Их немного осталось, совсем немного.
И еще вокруг отовсюду лезет бамбук.
Дикие травы и, похоже, молодые ростки сахарного тростника и бамбука, как мне кажется, выбиваются из-под множества камней, окружающих тропу в джунглях; они содрогаются на ветру. Биби поднимает руки, касаясь нависших над тропой веток, и кричит, обернувшись ко мне:
— Видишь? Джунгли полным-полны всяческих мелких чудес. Только здесь могут мирно существовать вместе нечто столь жесткое и нечто столь мягкое.
Я смотрю на монаха, держась за Лукаса.
— Так нам следует свернуться клубочком вокруг Лордов? И Посольств? Сдаться и сосуществовать? А что они вообще знают о мирном сосуществовании?
Голос Биби уносит назад ветром:
— У меня нет ответа, Дол. Спроси Будду. Нет пути к миру. Мир и есть путь.
Но с миром мы уже опоздали. Это становится более чем ясно, когда мы приближаемся к остаткам того, что выглядит похожим на какую-то деревню.
По крайней мере, если судить по грязной дороге, ведущей в никуда, и по осыпающимся остаткам улиц, и домов, и фермерских строений.
Я смотрю вверх. Вертолеты продолжают кружить высоко в небе. Мы ждем, прячась в густой зелени на краю джунглей.
— Что-то здесь определенно происходит! — кричит Фортис, силясь перекрыть гул моторов.
Я киваю, но ничего не говорю. Если нефритовая девочка и здесь, то я не ощущаю ее.
Вообще не ощущаю никакой жизни, и это пугает меня.
И понимаю только тогда, когда вертушки поднимаются в небо достаточно высоко и мы можем выскользнуть из-под зеленого полога на открытое место.
Там ничего нет. Во всяком случае, ничего не осталось. Просека, на которой должна была стоять деревня, превратилась в широкое пустое пространство — большой кратер, наполненный грязью и водой, размытые дороги и осыпавшиеся фундаменты по краям. Не осталось ни домов, ни людей. Поселение исчезло.
Мы проходим мимо ржавой тачки — одного из немногих признаков того, что здесь вообще кто-то обитал. Она наполовину погрузилась в край чего-то похожего на коричневое озеро, разлившееся к центру долины.
Лукас касается жижи ботинком:
— Что это за дрянь? Выглядит отвратительно.
В воздухе плывет сильный запах, как будто земляной, с привкусом металла.
Тима наклоняется, тоже касается жижи. Фортис стоит за ее спиной. Я приседаю на корточки, чтобы посмотреть внимательнее, но не в силах заставить себя прикоснуться к этой массе земляного цвета. Она слишком странная.