Идти полным ветром
Шрифт:
Но страх окончательно парализовал способность Симона Рике соображать. Поняв это, штурман решительно повернулся к нему спиной и рявкнул так, что прочие голоса на несколько секунд умолкли:
– А ну, ребята, к пушкам! Картечью - заряжай!
Наиболее хладнокровные кинулись к пушкам, однако большинство попрежнему бестолково топталось на месте. Штурман погнал к орудиям и остальных, применяя отнюдь не только словесные методы воздействия. К нему присоединился боцман и тоже принялся подбадривать оробевших: "Вперед, ребята, зададим им перцу!"
Однако вместо дружных действий отовсюду слышался нарастающий ропот. "Нас всего малая горсточка против полчищ берберийцев", - кричали одни. "Ради кого нам лезть под пули и сабли -
– В шлюпки, братцы, чего медлить!
– раздался клич.
– Прежде чем берберийцы доберутся до нас, мы успеем добраться до берега!
– Хо-хо! С превеликим удовольствием! К берегу, ребята, в шлюпки - и к берегу!
– эхом прозвучало в ответ.
Все дружно побросали банники и вымбовки. Многие кинулись к фалрепу. На их пути встал штурман и угрожающе вскинул руки.
– Назад! Да это же бунт! Назад, говорю, кому жизнь дорога!
– Он выхватил из-за пояса два длинноствольных пистолета и щелкнул курками.
– А ну, слушай мою команду! Мокрые вы курицы, а не моряки!
За спиной у товарищей несколько матросов выдернули тяжелые вымбовки из якорного шпиля и гурьбой пробились вперед.
– Спасайся на берег, кому жизнь дорога! И если тебе, штурман, тоже дорога жизнь - прочь с дороги!
– Назад, мерзавцы, говорю вам, назад!
– прорычал штурман и наставил на них стволы пистолетов. Но в этот момент с полуюта кубарем скатился вконец обезумевший Симон Рике, вопя, как одержимый:
– Они подходят! Спасайся, кто может, братцы! Спасайтесь!
Кое-кто ещё остановился, чтобы взглянуть на пиратский фрегат, загородивший "Морской ласточке" дорогу и изготовившийся к нападению, остальные сломя голову ринулись к фалрепу, отшвырнув штурмана в сторону. Тот чертыхнулся, сунул пистолеты за пояс и последовал за остальными. А когда шлюпка, подгоняемая торопливыми ударами весел, полетела к берегу, за её кормой раскатился грохот первого залпа пиратских пушек по брошенной на произвол судьбы "Морской ласточке". Теперь паника перекинулась и на остальные корабли каравана. Никто не хотел рисковать жизнью и свободой, сражаясь за добро толстосумов, если даже их выборный адмирал сдал свой корабль пиратам без боя. Наконец вырвалась наружу давно исподволь тлевшая в людях ненависть к бестолковым и деспотичным командирам, к жадным судовладельцам и толстопузым купцам, проживавшим в своих роскошных домах все, что они, оборванные и полуголодные, добывали для них в поте лица. Напрасно капитаны сыпали угрозами и проклятьями: что могло быть страшнее, чем попасть в лапы к пиратам? И если сами капитаны хотели избежать этой участи, им не оставалось ничего иного, кроме как последовать за своими командами.
И от "купцов" начали отчаливать шлюпки - под радостные вопли пиратов, бравших на абордаж гамбургские корабли один за другим. Одному только Михелю Шредеру с великим трудом удавалось пока ещё держать команду "Анн-Шарлотт" в руках. Он, конечно, не собирался сражаться в одиночку с пиратами: что-нибудь бессмысленнее этого трудно было и придумать. Однако он не терял надежды спастись бегством. Пиратские корабли не могли взять на абордаж всех "купцов" одновременно. Воспользовавшись удобным моментом, "Анн-Шарлотт", прикрытая остальными судами каравана, промчалась на всех парусах под самым берегом в южном направлении. Михель Шредер рассчитывал выиграть несколько миль, прежде чем пираты заметят его маневр, и успеть добраться хотя бы до Виго. Однако до Виго оставалось ещё двадцать с лишним миль, а до спасительных сумерек - не менее шести часов. Тем не менее команда "Анн-Шарлотт" воспрянула духом и, по мере того как удалялся, стихая, гром пушек за кормой, проникалась все большим уважением к своему молодому капитану.
Михель Шредер то и дело поглядывал назад, прикидывая, хватит
Михель Шредер созвал команду и объявил, что дальнейшее бегство бессмысленно, корабль им не спасти, поэтому пусть все быстро собирают пожитки и готовятся сесть в шлюпки.
Алжирский фрегат в кильватере "Анн-Шарлотт" неотвратимо настигал её, однако спасительный берег становился все ближе. Михель Шредер спустился в крюйт-камеру, зажег там один конец длинного фитиля, а другой сунул в бочку с порохом. По его расчетам, фитиль мог тлеть не менее получаса. Примерно столько же времени понадобится пиратам, чтобы захватить "Анн-Шарлотт". Затем капитан вновь поднялся на палубу, приказал ещё немного обрасопить реи, чтобы "Анн-Шарлотт" легла на новый курс - прочь от берега, переложил руль и только после этого сел в шлюпку к остальным.
Оставшаяся без команды "Анн-Шарлотт" прошла в нескольких саженях от одного из островков и повернула на юго-запад. Тем временем гамбуржцы в шлюпке торопливо гребли прямо к островку и вскоре к нему причалили. Михель Шредер взобрался да уступ скалы, откуда "Анн-Шарлотт" была видна, как на ладони. Пираты, судя по всему, не заметили отчалившей от неё шлюпки. Капитан поспешил назад к товарищам и приказал грести к берегу, держась при этом на одной линии с пиратским фрегатом и островком, чтобы алжирцы не могли их увидеть. Правда, и гамбуржцы теперь не видели, что происходило в нескольких кабельтовых от берега. Вскоре они высадились на сушу возле какой-то рыбачьей деревни - и тут с моря донесся грохот сильного взрыва. Все кинулись вдоль кромки прибоя в сторону от островка, мешавшего увидеть, что произошло.
Они увидели в море пиратский фрегат - и больше ничего. В подзорную трубу Михель Шредер разглядел, что у алжирца порваны в клочья несколько парусов. Других повреждений у фрегата, в момент взрыва, вероятно, стоявшего борт о борт с "Анн-Шарлотт", он не обнаружил.
– Жаль, - посетовал кто-то из матросов.
– Даже фальшборт ему не проломило.
– И такелаж не загорелся, - протянул другой.
– Ничего, - сказал Михель Шредер, складывая подзорную трубу, - хватит с них и того, что добыча уплыла из рук.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Когда голландская почта принесла в Гамбург весть о захвате алжирскими пиратами восьми торговых судов, в городе началось столпотворение. Узкие улочки мгновенно заполнились высыпавшими из домов горожанами, и через час с небольшим площадь перед ратушей была запружена народом. Городская стража с трудом сдерживала натиск бушевавшей толпы. Гамбуржцы требовали призвать к ответу совет и адмиралтейство.
В доме братства мореходов тоже кипели страсти. Купеческая гильдия направила свои делегации в сенат, адмиралтейство и на биржу, чтобы высказать озабоченность по поводу нынешнего состояния и будущего морской торговли. Вслед за ними пришли жаловаться судовладельцы и маклеры страховых контор. Мало кто из них при этом беспокоился о моряках, которые могли погибнуть или угодить в плен к алжирцам: новую команду набрать было нетрудно. Но корабли, груз, страховые сборы и, не в последнюю очередь, выплаченный командам аванс - все это стоило денег, и немалых. К тому же потеря восьми кораблей, сколь бы ни была она тяжела сама по себе, нанесла ещё и сокрушительный удар по репутации гамбургского торгового флота.