Идти полным ветром
Шрифт:
– А вы вспомните капитанов того несчастного каравана, доставшегося в шестьдесят втором году пиратам. Их тогда с позором изгнали из города, немудрено, что кто-то из них, быть может, подался на службу к голландцам.
Мысль показалась всем разумной. Они принялись обсуждать происшедшее на их глазах, в то время как отблески пламени от выпавших на Эльбе кораблей плясали на стенах конторы Утенхольта. В дверь, постучали. Вошел слуга и доложил, что внизу дожидается моряк, который желает поговорить с хозяином.
– Прямо сейчас?
–
– Что ему нужно?
– Прошу прощения, сударь, но он отказался ответить на этот вопрос. Сказал только, что это очень важно.
– А его имя? Назвал он себя?
Слуга прикрыл рот рукой и прошептал хозяину:
– Его имя - Михель Зиверс.
Утенхольт задумался, затем повернулся к Дрееру и Хольстен.
– Михель Зиверс - что-то не припомню?
– Не тот ли это Михель Зиверс, которому Мартенс одолжил денег из выкупной кассы?
– спросил Мартин Хольстен.
Теперь и Утенхольт вспомнил об истории с сыном погибшего корабельного плотника с "Мерсвина" и приказал слуге привести Зиверса наверх.
Вскоре тот появился и робко остановился в дверях.
– Подойди-ка поближе, - суровым тоном приказал ему Утенхольт.
– Так ты, значит, и есть тот самый Михель Зиверс, из-за которого я имел столько неприятностей несколько лет назад. Думаю, что и хозяин "Летучей рыбы" вспоминает о тебе без особой радости.
– Простите меня, сударь; Я знаю... я хотел бы...
Михель Зиверс бросил взгляд на Дреера и Хольстен. Казалось, что он не решается в их присутствии говорить дальше. Томас Утенхольт, поняв это, сказал Зиверсу, что у него нет секретов от этих людей и что он может при них говорить обо всем открыто. И тем не менее Зиверс ещё раз попросил разрешения переговорить с Утенхольтом с глазу на глаз.
– И что там у тебя за такие важные дела?
– проворчал Утенхольт.
– Ну ладно, будь по-твоему, пойдем со мной.
Они прошли в небольшой кабинет, Утенхольт плотно прикрыл дверь и поставил канделябр, который прихватил с собой, на стол, заваленный всевозможными бумагами и счетами. Все ещё стоя, он обратился к Михелю Зиверсу:
– Итак, откуда тебя принесло и чего ты хочешь?
– С того голландского фрегата, сударь, который только что...
– Ка-а-к?! Откуда?!
– Истинный крест, господин Утенхольт, с того самого голландского фрегата, который только что подпалил бороды четырем "купцам". Но до этого я служил в английском военном флоте, меня туда насильно завербовали. А во время большого сражения - тогда, в июне - голландцы меня...
– Постой, постой, парень, не спеши, расскажи все по порядку.
Прошло не менее получаса, прежде чем Томас Утенхольт и Михель Зиверс возвратились к остальным. Утенхольт тотчас же кликнул слугу и приказал ему поселить господина Зиверса в одной из комнат для гостей и кормить его как следует. Когда за обоими закрылась дверь,
– Ну, как вы думаете, кто зажег эти факелы там на рейде? Совсем неплохо знать такое. М-да, черта с два отгадаете.
– И Томас Утенхольт, не в силах сдержать волнения, забегал взад и вперед по комнате. Убедившись, что его предположение верно и что Дреер с Хольстен понапрасну ломают себе головы, он отчеканил:
– Брат нашего почтенного соотечественника и уважаемого секретаря адмиралтейства господина Рихарда Шредера. Что скажете?
– Как? Михель Шредер?!
– в один голос воскликнули Маттиас Дреер и Мартин Хольстен.
– Хотя Рихард Шредер - это ещё не адмиралтейство, но все же, все же... продолжал развивать свою мысль Утенхольт.
– Если все это получит огласку, а? Какой шум поднимется! Но мы пока что об этом помолчим и займемся лучше конвойными фрегатами, а точнее - их будущими капитанами.
– А Зиверс?
– спросил Мартин Хольстен.
– Сам-то он будет держать язык за зубами?
– Будет, - заверил его Утенхольт, - непременно будет.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Известие о том, что вместе с тремя английскими "купцами" погибла в пламени и его "Морская дева", поразило Захариаса Спрекельсена, точно громом. Несколько секунд он стоял, словно окаменев, - и вдруг рухнул, как подкошенный. Экономка позвала на помощь слугу, вдвоем они подняли старика и уложили его на кровать.
– Пожалуй, он не протянет и до утра, - высказала предположение экономка.
– Э, что вы такое говорите, - отозвался слуга, - этого не так-то просто спровадить на тот свет, он старик жилистый.
– Ну что ж, подождем пару дней, - заключила экономка.
Слуга оказался прав. Уже на следующее утро, в самую рань, старый Спрекельсен своей визгливой бранью поднял с кровати и слугу, и служанку, и экономку и принялся донимать их бесконечными приказаниями по хозяйству и мелочными придирками. По его требованию немедленно был подан завтрак, однако старик лишь торопливо проглотил чашку чаю, схватил шляпу и трость и заковылял к Эльбе.
Однако ворота порта были ещё заперты. Начальник охраны объяснил ему, что их откроют только с восходом солнца.
От нетерпения Спрекельсен уже совсем извелся, когда ворота наконец распахнулись. Он тут же побежал наискосок через верфи, пробираясь между штабелями досок и бочками со смолой к берегу реки. На причале он разыскал какую-то пустую бочку, кряхтя и еле переводя дух, вскарабкался на неё и принялся вглядываться в утреннюю дымку, стелившуюся над лениво катившей свои воды Эльбой. Среди стоявших на якоре "купцов" и китобойцев он не обнаружил своей "Морской девы" и продолжал упорно таращить глаза на реку, пока не заметил ниже по течению у самого берега корпус судна без мачт, с борта которого свешивались обрывки такелажа. По формам галиона он узнал свой корабль.