Иду на перехват
Шрифт:
– Товарищ мичман, – говорит Хайрулин сразу же, как только Протасов кладет трубку. – Вас товарищ лейтенант Грач спрашивали.
– Разве приехал?
– Ночью прибыли. Теперь он на плацу строевую сдает.
– Кому сдает?
– Проверяющий приехал.
Протасов выходит на крыльцо, зажмуривается от ослепительного солнца. Когда открывает глаза, видит перед собой сияющую физиономию пограничника Чучкалова.
– А, земеля! Сколько диверсантов поймал?
– Ни одного, товарищ
– Что же ты нашу Кострому позоришь? Девки пишут, будто теперь диверсантов даже там ловят. Как мышей. Выходят в поле, глядь – диверсант.
– Не верьте женщинам, товарищ мичман…
С этим пограничником познакомился он при необычных обстоятельствах – на танцах. Случилось так, что оба в один миг щелкнули каблуками перед Даяной. Был бы свой брат моряк, сказал бы, как другу, чтоб отваливал. А то ведь пограничник, да еще рядовой. Всех отличий – зеленая фуражка.
Поклонился Даяне, сказал шутливо:
– Выбирай, принцесса. Оба парни бравые, оба ничего.
И пожал плечами, показывая сопернику: терпи, мол, каждая у нас имеет право выбирать и быть выбранной.
Даяна выбрала мичмана.
Но и пограничник настырный попался: в другой раз снова пошел приглашать Даяну. Тогда мичман отозвал его в сторонку и брякнул сгоряча: опоздал, мол, дорогуша, эта девушка мне вроде как жена.
А пограничник – ну прямо кот в сапогах – все-то ему надо знать доподлинно. Подошел к Даяне да и спросил напрямик:
– Товарищ мичман вас своей женой величает. Правда ли это?
Даяна в краску и – нос в платок. Молчит, понятно. Да разве девка на такой вопрос может при всех ответить? Этого чекист не учел. Принял ее молчание за согласие, щелкнул каблуками и ушел. Попереживал, понятно, но ничего – переболел.
А потом выяснилось, что оба они из Костромы. Тогда совсем корешами стали.
Протасов хлопает Чучкалова по плечу. Ему хочется поговорить с земляком о Даяне, но он слышит вдруг знакомые шаги за спиной, быстро оборачивается.
– Кого я вижу!
Начальник заставы лейтенант Грач стоит перед ним красивый, молодой, наутюженный, словно только что с магазинной витрины.
– Ну как, женатый небось? – радостно спрашивает мичман.
– Вроде бы.
– Ты не юли. Женитьба – шаг серьезный.
– Штамп в удостоверении есть.
– А жены нет, что ли?
– Пока нет… – И не выдерживает дурашливого тона, обнимает мичмана, тащит его на скамью под вишнями. – История вышла прямо как у Ромео и Джульетты. Увидел и – в лепешку. Ну, думаю, была не была. Подхожу и говорю: «Я человек военный, рассусоливать мне некогда, пошли в сельсовет».
– Так и сказал?
– Ну… почти.
Мичман трет шею, усмехается чему-то своему.
– Ладно, трави дальше.
– Точно
– Постой. Ты что же – в свадебную ночь уехал?
– Не в, а до. Я же говорю: отпуск кончился.
– Ну даешь! Не дай бог, мои моряки узнают.
– Смотри не болтай, – серьезно говорит Грач. – Она же скоро приедет.
– А ты знаешь, какая обстановка на границе?
– Да ну тебя! Вся жизнь у нас такая. Тишины ждать – холостяком останешься.
Они молчат, обмахиваясь фуражками. Солнце палит из-за реденькой облачной, вуальки, сушит полынь у дороги. С вишни падают в пыль мохнатые гусеницы, торопливо уползают в тень под лавку.
– Давай сегодня ко мне, – говорит мичман. – Поговорим за жизнь. Политрука тоже прихвати, пусть отдышится после инспекторской.
– Она еще не кончилась.
– Вечер же свободный. Приходите. Графинчик найдется. Дедов, правда.
– Зеленым фуражкам красные носы не идут.
– Так они только от белой краснеют.
– Не выйдет, – говорит Грач. – Тебе сегодня снова в секрет. Ориентировка получена…
Но вечером они все же встречаются. Сидят втроем на скрипучей койке в тесной канцелярии, покуривают, говорят «за жизнь». Политрук Ищенко сосет папиросу, пускает дым в открытое окно, устало жалуется на придирчивого майора, принимавшего строевую. Грач больше помалкивает, только все улыбается чему-то своему. А мичман, еще не остывший от утренней стычки, гнет свое:
– Не поддавайся на провокацию! – говорит он так, словно кого передразнивает. – Все в реверансики играем! Ах, бонжур, мадам! Ах, простите! Не доиграться бы… Сегодня они мне на фарватере пробоину вляпали, а завтра, может, и в наших водах обстреляют. Опять утираться? Они привыкают к наглости, а мы – к робости. Нет уж, боец есть боец. Наше дело не в дипломатию играть – давать сдачи. Иначе, глядишь, и драться разучимся.
– Не расходись. Не те это разговоры, какие сейчас нужны, – перебивает его Ищенко. Он аккуратно тушит окурок и встает. – Бойцу нужна вера, а не сомнения.
– Вот рубанут они нас, послушаешь тогда, что бойцы скажут.
– Тогда они будут воевать, а не разговаривать. И может, еще злее будут, потому что все знают, сколько терпели.
Грач недовольно морщится.
– Бросьте вы. Мне еще жену надо дождаться.
– А чего тебе? Штамп есть – и радуйся.
– А ты чего тянешь? Даяна – девка что надо!
– Не знаю. Вот было бы, как в армии. Приказ – и женись, не рыпайся.
– Назначили бы тебе по приказу бабку Феклу. А Даянку твою кому другому – приказом, – поддразнивает Грач.