Иду на свет
Шрифт:
Чувствует себя Данилой, который после прикосновений к этому человеку всегда моет руки. Самой тоже хочется…
Она встает, выставляет ладонь, без слов прося отдать сумку, но Максим просьбу игнорирует…
А её так трясет, что скрывать это сложно. Поэтому:
— Я иду в уборную. Когда возвращаюсь — забираю свою вещь и ухожу. Если не забираю — всё равно ухожу. Можешь выбросить в урну, ценного там всё равно нет. — На её ультиматумы мужчина реагирует иронией. Ему вроде как забавно, а ей только злее с каждой секундой. — Не лезь ко
Точно так же, как о каждом своем метком попадании знает Максим, Санта тоже знает, что шибанула больно. Но триумфом не наслаждается.
Её потряхивает. Разворачивается и идет в сторону уборной, лавируя в толпе. Уже там — опускает под воду руки, смотрит в зеркало…
Ей гаже, чем было после разговора с Данилой. Он обвинил её во всех грехах, а сам…
А сам, черт его дери…
Прижавшись спиной к стене, пользуясь тем, что здесь тише, Санта вытерла салфетками руки, разблокировала телефон, набрала Чернова.
Он взял почти сразу.
— Алло…
— Ты рылся в моем телефоне? — пауза, которая зависла после вопроса, говорила о его неожиданности. А Санте служила ответом.
— Что ты имеешь в виду? — куда более однозначным, чем дебильный уточняющий вопрос.
— Имею в виду то, о чем спрашиваю. Ты рылся в моем телефоне? Ты удалял мои диалоги?
— Санта… Ты где?
— Всё ясно…
Не в силах справиться со злостью, девушка скидывает. Рука бессильно повисает, она жмурится. Затылок вжимается в такую же декоративную облицовку. Бьется раз. Бьется два…
— Что ж такое… — Шепчет, жмурясь сильнее… Чувствует, как мир осыпается. И она вместе с миром. Всё к чертям. С самой высокой вершины она уверенно продолжает катиться, со скоростью наскакивая на острые каменные пики. — Что же, мать его, такое…
Ей снова хочется бежать, но правда в том, что бежать некуда.
Ноги несут в сторону столика, за которым недопитый стакан и улыбающийся человек. Второй её не интересует. Впрочем, как и содержащаяся в заложниках сумка.
Пальцы сжимаются на стекле.
— Жарко, правда? — она его осушает, чувствуя взгляд. Отвечать не собирается. — Но ты хотя бы маленькими глотками… Градус же… — На замечание тоже.
Разворачивается, чувствуя легкое головокружение, но абсолютно не боясь.
Выйдет на улицу — полегчает.
В руках жужжит телефон. Санта знает, что это звонит Данила. Но на экран не смотрит. Игнорирует, да.
И к нему домой на разговор она сегодня совершенно точно не поедет.
Её больше не ввергает в тоску перспектива оказаться в своей квартире.
Теперь ей хочется там оказаться.
Ошибкой было шляться. Она вообще совершила много ошибок…
Сама толкнула дверь, не дожидаясь помощи охранника. Чувствуя, что головокружение вопреки
Сделала несколько шагов в сторону от стоящих рядом со входом посетителей. Вжалась ладонью в стену, чтобы обрести опору…
От переживаний замутило. Надо было хотя бы что-то съесть…
Ещё одна ошибка в тяжелом ожерелье на шее, которое сейчас так явно тянет её к земле…
— Заяц, ну почему ты постоянно сбегаешь?
После чего — приступ тошноты и откуда-то взявшаяся дрожь. Её бросает из жара в холод, когда сзади приближается человек. Без спросу касается — вдавливая свою руку в её поясницу.
Санте хочется ответить грубо: «В жопу зайца. И тебя тоже». Но язык — соучастник тела. Не хочет ворочаться.
Последнее, что она фиксирует более менее четко — это слабость в руках. Из одной всё же выскальзывает телефон, который всё это время продолжал жужжать. А вторая съезжает со стены. На коже остаются царапины. Мелькает мысль, что так недолго и вовсе осесть. А ещё, что это всё — неадекватная реакция на выпитый залпом коктейль, но развить её — без вариантов.
Сознание в тумане. Единственная поддержка — мужские руки.
Санта просыпается с чувством дикой жажды. Во рту — Сахара, возведенная в квадрат. Голова трещит так, будто она — колокол и кто-то с остервенением всю ночь долбил по бортам. В ушах на фоне писка частичная глухота. В теле — абсолютная слабость.
Где-то далеко-далеко она слышит телефонные вибрации. Знакомые. Они и будят.
Верхние веки будто пришиты к нижним. Каждая ресница весит тонну. Разлепить глаза сложно. А ещё сложно разогнать мыслительный процесс.
Предел её способностей сейчас — констатация очевидных фактов и исполнение собственных мелких поручений.
Кто она — понятно. Где — по ощущениям и запахам тоже. Что было вчера — нет. Но при попытке подумать об этом, голова отзывается острым приступом боли.
Наверное, не надо торопиться.
Телефон снова вибрирует. В отличие от прошлых трелей, это уже звонок. И его нужно взять.
Санта тянется рукой куда-то за спину. Шарит по постели, нащупывает…
Открыв один глаз, принимает, прижимает к уху…
— Алло…
Её голос звучит хрипло. С потрохами выдает, что только проснулась. Поверх физических гадких ощущений слоем ложится стыд. Ей мама звонит, а она…
Напилась вчера что ли?
Господи…
— Алло, Сантуш… — Голос у Лены взволнованный, но она будто облегчение испытала вот сейчас, когда Санта взяла… — У тебя всё хорошо? — Вопрос вроде бы будничный, а даже по тону слышно, что смысл в него вкладывается особенный. Почему-то…
— У меня всё хорошо…
И всё это в купе с собственными ощущениями заставляет Санту взять себя в руки. Ответить маме, открыть глаза — сначала один, потом второй. Сглотнуть сухость, окинуть взглядом свою спальню.