Иду на Вы
Шрифт:
– И правда лежиш-шь! А ведь тож-же мог убежать! Значит, правду сказал! – не замечая, как горят ненавистью в темноте глаза отрока, радостно сказал он и с заботой поинтересовался: – Что это ты – уже траву от голода жуеш-шь? Эй, вы, – приказал он обступившим их воинам, – развяж-жите его и дайте поесть! Теперь он наш-ш! И в Степь! Скорее – в Степь! Пока Мономах-х и правда сюда не пож-жаловал!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Иду на вы!
Глава первая
А Мономах тем временем рассылал все новых и новых гонцов с приказами ковать оружие, готовить к скорому отплытию ладьи,
Словно волны от ветра, расходилась после тех приказов по всей Руси В кузницах, отложив все работы по изготовлению плугов, борон и кос, и уж тем более новых серпов, взялись за наконечники стрел и копий, боевые топоры и кольчуги.
Плотники день и ночь пропадали возле стругов, готовя поставить их на воду, как только сойдет с Днепра лед.
Торговцы съестным, под наблюдением княжеских людей, отбирали лучшие продукты, чтобы войско, за все время столь дальнего и долгого похода, не нуждалось ни в чем.
Особенно жарко было в Переяславле. Именно сюда стекались дружины со всех княжеств.
Вспомнив еще в Киеве про свою встречу с Сувором, Мономах без труда договорился со Святополком собрать крупный отряд из отборных пешцев и по-новому, как настоящих ратников, вооружить их обитым железом, большими щитами, а также боевыми топорами и копьями.
И помчались тиуны во все веси в поисках крепких и сильных мужчин.
И вот что удивительно было им – здесь повсюду как будто уже ведали о цели их приезда.
Не встречали их, как врагов, почти что как половцев. А впервые, даже наоборот, будто бы даже радовались им. И женщины не голосили, как всегда, провожая мужчин. И те, хоть и время было самое неподходящее для того, чтобы оставлять пашни, собирались в поход – не споря, не возмущаясь.
По привычке они прихватывали с собой свои рабочие топоры и вилы, но тиуны останавливали их, говоря:
– Ничего не надо с собой брать! Там все дадут!
– Что дадут-то?
– А все!
По двое, по трое смерды, вливаясь в пригороды Переяславля, сколачивались в отряды, привлекавшие особое внимание Мономаха.
Заметив однажды в одном из них Сувора, князь кивнул ему, как давнему знакомому, и 92 спросил:
– Сам пришел или привели?
– Привели! А если б и нет, то сам бы пожаловал! Ведь на такое дело идем… – Мономах строго взглянул на смерда, но тот понимающе улыбнулся и громко сказал: – Корсунь брать!
Почти та же картина повторилась и в кузнице, где князь накоротке побеседовал с Онфимом и Милушиным мужем. На строгий вопрос Мономаха, успеют ли те в срок выполнить весь заказ, они сразу же поспешили успокоить князя:
– Все сделаем! Еще и нам останется! Вон для себя изготовили!
– Что, тоже с нами пойдете? – Услышав такое от двух богатырей, потеплел голосом князь.
– Конечно, если возьмешь!
Мономах, со знанием дела, подержал в руках два меча, которые были намного тяжелей остальных, смерил взглядом увесистые наконечники копий, топоры и только
– Да как же таких богатырей, что в силах хотя бы поднять все это, с собою не взять!
– Так ведь не на прогулку идем! – густым басом заметил могучий Милушин муж.
А Онфим, мало чем уступавший ему в росте и стати, с заговорщицкой улыбкой добавил:
– Вдруг корсунцы на лошадях вылазки из своего града делать будут! Враз на такие копья поднимем! И мечами потом посечем!
Странное дело – не только Сувор и Онфим с Милушиным мужем, – вся Русь, догадываясь чутьем, куда готовится идти объединенное русское войско, словно сговорившись, молчала о главном. Правда, никто, кроме князей и ближайших к ним людей, не знал точной правды. Но в то же время ее чувствовали все.
Всех как бы объединила эта великая общая тайна. Давно уже, со времен усобиц, пожалуй, не была такой единой вся Русь!
Конечно, не обходилось без споров и обычных, как всегда бывает в таких случаях, догадках. Но все это делалось тихо, украдкой, так, чтобы не только болтливая сорока, но даже случайный порыв восточного ветра не унес в сторону Степи их слова…
Как жарко ни спорили, но в конце концов сходились на одном. Это Мономах уговорил Святополка пойти на Степь. Почему? Так всем известно, что переяславльский князь не любит завоевательных войн. А как иначе назвать ратный поход на Корсунь? Два раза только ходил он за пределы русских земель, и то по приказу своего дяди – Святослава Ярославича. Но одно дело – старший Ярославич, и совсем другое – Святополк. Этот никак не мог приказать Мономаху пойти на Корсунь. Во-первых, потому что только числился великим князем. А вовторых, побоялся бы сталкиваться с градом, который являлся собственностью Византии. Это было куда опасней, чем выступить на Степь. Мало того что сама Византия могла выступить за Корсунь, так еще бы и подняла за собой всех половцев.
Так что, как ни крути, а получается только одно – тсс-сс – Степь.
Были, правда, и такие, которые поверили военной хитрости Мономаха про Корсунь. И у них тоже была на то своя правда. Доказывали это алчностью Святополка, который собрался поживиться за счет этого богатого города… Тем, что великий князь хочет добыть себе чести…
С ними и не спорили. И пусть говорят! Может, лишний раз дойдет этот слух до половца.
Беспечнее будет!
Поговорив, все снова принимались за работу.
Если писцы и гонцы с ног валились, то каково же было тогда кузнецам, кожемякам, оружейникам, плотникам… А воинам? Особенно пешцам, которых бывалые дружинники до седьмого пота учили владеть оружием – луком со стрелами, боевыми топорами, при этом главный упор делая на отражении копьями набега всадников… Да не абы как. А разом, с силой, по команде…
Сами же дружинники учились биться кривыми саблями, которыми в конном бою со 93 степняками удобнее было действовать, чем обычным прямым русским мечом. Это тоже было новшество, которое, переняв его у половцев, ввел в вооружение сначала своей переяславльской дружины, а теперь – и всей русской рати Мономах.