Иду на Вы
Шрифт:
– Мы заработаем! – поправил Милушин муж. – Только бы половцы снова нам не мешали!
– Да, потому и идем! – подтвердил Сувор таким тоном, словно точку в неприятном для всех разговоре поставил.
Догнав свой отряд, они какое-то время шагали молча, обходя лежащих лошадей и убитых всадников. А затем богатыри не выдержали.
– Что все это значит? Где ты был? Почему к коню был прикован? – наперебой принялись прямо на ходу строго пытать они Славку. – Откуда про Белдуза так много знаешь? И вообще – что
Глава вторая
А было вот что!
После того как хан Белдуз отдал приказ развязать Славку и трогаться в путь, вместе с ним и остальными половцами он прошел в подлесок.
Здесь он сам попросил себе смирную лошадку Тупларя. Ему предлагали более быстрого и крепкого коня, принадлежавшего до этого Узлюку. Но не хотелось Славке сидеть в седле, в котором ездил тот, на совести которого, видно, был не один десяток, если не целая сотня, безвинно загубленных душ. Даже седло – и то у него было наше, русское…
Как только Славко забрался на лошадь, хан знаком подозвал его и велел протянуть к нему левую руку. Недоумевая, Славко выполнил приказ. Белдуз надел ему на запястье широкий блестящий браслет.
– Не давит? – заботливо осведомился он.
– Нет, даже спасть может! – проверяя, тряхнул рукой Славко.
– Ай-яй-яй! – сокрушенно покачал головой хан и неожиданно надавил на браслет: – А так?
Щелк! – сработал какой-то хитрый замок, и тут Славко увидел, что от надетого на него браслета уходит длинная, не меньше, чем на две-три косых сажени, цепь, другой конец которой прикреплен к седлу жеребца хана.
– Мы быст-стро поскачем! Ноч-чь! Вдруг потеряеш-шься? – объяснил Славке Белдуз и почмокал языком. – Тогда долго-долго ж-жалеть будеш-шь! Ведь мало того что потеряешь мои десять златников, так еще и награды от старшего хана лишиш-шься!
– Какой еще такой награды? – проворчал Славко, больше всего на свете не выносивший, когда его лишали свободы.
– А разве ты не з-знал? – пуская своего жеребца вскачь, уже на ходу спросил Белдуз старавшегося не отставать от него Славку. – У нас, в С-степи, положена награда вестнику!
Если весть плохая, то и награда плохая. Можно даже головы лишиться, если она совсем плохая. Тех, кто везет ее, мы называем «черными вестниками», и с такими отправляем самых ненужных воинов. Каких не жалко. Таких, каким был тот, на лош-шади которого ты едеш-шь!
Они всегда едут потихоньку, не торопятся. Зачем спешить на собственную казнь? Ну а если вес-сть хорош-шая… такая, какую везем сейчас мы, хан за нее даст награду. Мож-жет, даже то, что ты с-сам у него попросиш-шь!… И с такой вестью надо спеш-шить!
– А у нас, наоборот, самые опасные грамоты, например, передать врагу «Иду на вы!», отправляются самые лучшие и смелые гонцы! – с гордостью заметил Славко и добавил: – Причем их не посылают, а они вызываются сами!
– Странный обычай! Лиш-шаться лучших, когда можно потерять худших! – удивился Белдуз. – А ч-что это знач-чит – иду на вы?
– Это перед началом похода объявить врагу о том, что ты выступаешь на него! – охотно объяснил Славко и с ехидцей спросил: – А у вас разве это не так делается?
– Зачем? – не понял его насмешки Белдуз. – Внезапность – это половина победы! А если как с-следует ус-сыпить бдительность врага ложной клятвой, поцеловать свою обнаж-женную саблю в знак вечного мира, а потом вдруг ночью, когда тебя с-совсем не ж-ждут, напасть – это уж-же с-сразу, с-считай, победа!
Хан надолго замолчал, припоминая, наверное, с наслаждением свои былые такие победы.
Остальные половцы тоже скакали сосредоточенно-молча, помня, что скачут еще по русской земле.
Старый половец Куман, с единственной разницей, что на нем не было цепи, тоже постоянно держался около хана. Как опытная лиса, словно нюхом, он угадывал нужный путь и, если Белдуз вдруг сбивался с него, мгновенно, так что тот почти и не замечал, исправлял это.
– Скорее, скорее, – торопил он. – До света нужно проехать Змиевы валы, где много русских дозорных. А уж в Степи они нам не страшны!
И они скакали еще быстрее…
Совсем рядом поблескивал серебряный наличник Белдуза.
Маняще посверкивала в свете луны рукоять его булатной сабли.
Ах как хотелось Славке подскакать поближе, выхватить эту саблю из ножен и перерезать ей горло Белдуза.
А там, вытолкав хана из седла, перескочить на его коня, и – пока ночь, темнота, поминай его половцы как звали! Этим, как там его, – Златославом!
Ах как хотелось… Но нет – нельзя!
Две мысли останавливали Славку. Не все он еще сделал для родной Руси. Нельзя было убивать хана именно сейчас, когда тот, сам не ведая того, так спешил к своим, чтобы погубить Степь.
И уж очень хотел он еще раз поискать родную матушку. Тем более что ехал-то в Степь, где, возможно, она еще томилась в неволе. И не с пустыми руками, как раньше, а со златниками, на которые можно ее было выкупить!
Под утро они доехали до широкой, с высокими обрывистыми берегами реки.
При виде ее половцы заметно повеселели.
– Ну, вот и добрались! – устало заметил Куман.
– Да, – гарцуя на самом краю обрыва, согласился Белдуз. – Теперь мы, считай, уж-же дома!
Еще совсем немного, и…
Славко оглянулся и со вздохом понял, что русская земля с ее одолень-травой, церквями и родными людьми осталась позади.
Впереди была готовящаяся к скорому ледоходу река. И за ней – насколько хватало силы у взгляда – Дикое поле, с его пологими холмами и оврагами, а за ним еще более необъятная половецкая Степь.