Идущие сквозь миры
Шрифт:
На этот раз не было океана жемчужного марева. Вокруг меня сомкнулась синяя тьма с далекими крошечными огоньками и туманными сполохами на грани видимости.
Затем все исчезло, и я обнаружил, что лежу на земле среди разлетевшихся в разные стороны досок — останков «Таэранги».
До сих пор не имею представления, в чем было дело.
Прежде всего, я почувствовал, что талисман Древнейших совершенно не откликается на мой мысленный приказ.
Может быть, я внезапно утратил власть над ключом или сам талисман почему-то вдруг потерял свои свойства.
Переварив этот факт и приняв его пока как данность, я сосредоточился на ближайшей перспективе.
Предстояло решить вопрос с выживанием в мире, куда меня занесло.
Судя по всему, я оказался где-то в средних широтах, причем ближе к северу, нежели к югу.
Ничего более определенного окружающая природа сказать мне не могла.
Даже время года могло быть и поздней весной, и ранней осенью.
Меня с равным успехом могло выбросить в Канаде и Приуралье, под Москвой и в Нормандии.
Поэтому, еще раз осмотрев жалкие обломки нашего суденышка, я сориентировался по солнцу и пошел на восток.
Спустя пару часов, продравшись сквозь заросли лещины, я вышел на старую просеку, уже заросшую невысокими тонкими березками и осинами. Это меня и обрадовало, и одновременно несколько встревожило. С одной стороны, здесь живут люди, и в их распоряжении имеются как минимум железные топоры, а с другой… люди есть люди.
Очевидно, эти места не принадлежали к посещаемым.
Один раз мне послышался отдаленный гул, похожий на тот, какой издают реактивные самолеты. Я посмотрел вверх, но в небе не наблюдалось ничего похожего на летательный аппарат или след инверсии. Но это опять же ничего не значило.
Еще через несколько часов я вышел к шоссе, вымощенному булыжным камнем.
Пройдя по обочине всего пару сотен шагов, я обнаружил лужицу машинного масла, из чего сделал несомненный вывод, что тут имеет место техническая цивилизация.
После некоторых раздумий я закопал пистолет у приметного камня на развилке шоссе, предварительно завернув его в кусок ткани от паруса, подобранный на месте крушения. Вряд ли у здешних жителей принято вот так сразу убивать незнакомцев. А вот из-за незарегистрированного оружия вполне могут сцапать.
(Теперь этот пистолет лежит в абонированном мной сейфе Днепровско-Байкальского банка. В том же сейфе я хотел вначале спрятать и Застывшее Пламя. Но потом испугался, что, может быть, он оживет когда-нибудь, а я этого не узнаю.)
Чуть подумав, я стал на обочине и принялся ждать попутной машины.
Уже потом я понял, что тогда откровенно сглупил: откуда знать, что в этом мире происходит, и на дороге мог вполне появиться танк или грузовик, набитый солдатами, имеющими привычку сначала стрелять, а потом уж разбираться.
Но спустя час (я уже начал терять терпение) из-за поворота появился тяжелый трейлер. С виду он напоминал старый МАЗ, так что у меня даже екнуло сердце.
Машина затормозила метрах в пяти от меня.
Из кабины выглянула усатая
— Ну и одежа, — прокомментировал он наконец. — Никак, цирк ограбил?
— Почти угадал, брат, — тут же нашелся я. — В театре дали эти шмотки — вместо платы за работу. Не подбросишь?
Словоохотливый водитель по имени Витовт ругал налоги и «шляховую стражу» (так, как нетрудно было догадаться, именовался местный вариант ГАИ), осведомился, что я думаю о последнем видеофильме про сыщика Ивана Червня и об идее возрождения Олимпийских игр. Эту идею я рискнул поддержать, чем немедленно заслужил одобрение шофера.
Я вел разговор очень осторожно, больше слушал, нежели говорил сам, стараясь не упустить ни одного слова. У меня, разумеется, уже был опыт общения в незнакомых мирах, но впервые все это было так неожиданно и внезапно.
У меня появился лишний повод посочувствовать нашим разведчикам — вожделенное гражданство Хэолики доставалось им не даром.
Водитель высадил меня на перекрестке, неподалеку от прячущегося в зарослях хуторка, и пожелал мне удачи. Проводив взглядом скрывшийся за лесным поворотом трейлер, я стал думать, что скажу хозяевам хутора и чем буду расплачиваться за кров и стол (желудок уже деликатно напоминал о себе).
У меня оставался зашитый в поясе неприкосновенный запас: длинная золотая цепочка, дюжины две монет из этого же благородного металла и несколько драгоценных камней (скорее даже, камешков). Жизнь, однако, приучила меня к осторожности, и совать первому встречному подобные предметы я не собирался. Не следует вводить во искушение малых сих — даже у меня дома, случалось, убивали и из-за меньшего.
Поэтому поступил элементарно просто: постучал в дверь и спросил, нет ли какой работы. Хмурый длинноусый хозяин, высунувшийся на мой стук (державший при этом руку в оттопыренном кармане), внимательно меня осмотрел, с изумлением изучил мой костюм — слишком легкий для весны, да еще необычного для этих мест фасона, — а потом сказал, что для желающих работать, пожалуй, что и найдется.
Я уже внутренне приготовился к чему-нибудь вроде уборки навоза, но тут хозяин осведомился у меня, разбираюсь ли я в локомобилях.
У нас на базе имелось два представителя этого семейства паровых машин, и мне приходилось не раз ими заниматься.
Хуторянин напутствовал меня обещанием, что если я окончательно испорчу локомобиль, то буду тащить его в мастерскую на себе, а до Могилева будет два десятка верст.
Так я заодно определился с местностью и вновь про себя обругал планшетку, не указавшую ни континуум, ни точку выхода портала.
Следующим утром я уже ехал на попутном автобусе в Могилев, а в кармане потертой брезентовой куртки, подаренной щедрым хозяином, лежала новенькая бумажка достоинством в десять гривен с портретом косматого бородача в шлеме и медвежьей шубе — князя Довмонта Псковского. Это не считая сытного ужина и завтрака.