Идущий на смех

Логинов Геннадий

Тут можно ломать и ломать посменно целому отряду из молодых и физически сильных бойцов. А у Вас может не быть ни сил, ни времени. Ну так что?

— Будете ломать, пока хватит сил — 579

— Выберитесь за окно и попробуете добраться по карнизу до окна, ведущего в тронную залу (Эквилибристика) — 588

— Пойдёте в обход — 1072

595

Всё это совершенно Вам не нравится. Но с обстоятельствами приходится считаться, поэтому Вы решаете довериться этому странному неприятному и циничному

человеку.

Вам не важно, что ему пришлось перенести в жизни, прежде чем сделаться таким скользким и неприятным типом.

Тем не менее, сомнительный шанс на выживание в компании подозрительного незнакомца, который может поступить с Вами вероломно, всё равно лучше, чем гарантированная смерть в мрачной холодной камере.

В стране творится непонятно что и гвардейцы не церемонятся с теми, кого задерживают без суда и следствия: король замучил их начальство, начальство замучило их, а они вымещают злобу на ком могут…

Вы держите незнакомцы за руку и следуете за ним, будто слепец за псом-поводырём. Какая ирония. Но незрячий действительно ориентируется во мраке намного лучше Вашего.

Здесь он — Ваши глаза.

На ум приходит библейская цитата о слепце, ведущего другого слепца, в результате чего оба падают в одну яму.

Вы даже собираетесь было вспомнить знаменитое полотно Питера Брейгеля-старшего, изобразившего подобную ситуацию.

Но спохватившись, что Брейгель не так давно родился и ещё не успел стать великим нидерландским художником — отгоняете это наваждение.

Хочется верить, что Ваш путь пройдёт спокойнее.

Вы долго бредёте во мраке, ведомый своим неожиданным компаньоном, и не можете сказать что-то определённое о тех местах, по которым прошли.

Ну, тьма и тьма, холод и холод. Изредка — какие-то отдалённые шумы, вроде мышиного писка или лязга цепей, приглушённых голосов.

Время от времени Ваш спутник проводит Вас через какие-то потайные проходы, дёргает рычаги, нажимает на плиты, и тогда Вы слышите, как отъезжают стены и открываются проходы.

Наконец Вы оказываетесь в сравнительно знакомой части переходов: не то чтобы Вы знали тут всё как свои пять пальцев, но время от времени долг перед страной и королём вынуждал Вас бродить по этим местам.

— Ну что, я сдержал свою часть сделки. Дальше начинается та часть замка, которую проектировал уже не я. Идём в казну, забираем своё, я увожу тебя из замка, и каждый будет сам по себе и при деньгах. Но смотри, если ты вдруг решишь меня просто кинуть — у меня при себе пистолет, и он заряжен. А с такого расстояния не промахнусь даже я, — произносит Ваш попутчик скрежетливым неприятным голосом, и Вас воротит от смрада, исходящего из его рта.

— Направитесь в казну, как и было оговорено — 1094

— Решите расквитаться с королём — 1088

— Нападёте на попутчика — 1084

596

Ваша речь не произвела никакого эффекта на кабацкую шваль, а если бы даже и произвела — это не изменило бы ситуацию к лучшему. К тому же,

стукачи и шпионы тоже не дремали.

В скором времени состоялась показательная казнь, в очередной раз напомнившая всем и каждому, что даже правду следует говорить тогда, когда это уместно.

Если попадаете на этот параграф впервые, добавьте ключевые слова « » и запишите 10 пунктов Вдохновения. Если Вас не устраивает эта концовка, и Вы желаете другого завершения истории, переходите на параграф «0».

597

Землетрясение не пощадило ни темницу, ни тронный зал. Для него, в сущности, нет никакой разницы, король ты, или шут. Всё богатое убранство пребывает в жалком виде.

Кругом всё завалено камнями, покрыто грязью и пылью. Опрокинут трон, переломаны штандарты. Зал просто огромен, и в этой пыли и грязи местами встречаются заваленные камнями тела несчастных: слуги, вельможи, гвардейцы, швейцарские наёмники…

Но сейчас Ваше внимание привлекают не они, а человек, наполовину придавленный каменной плитой.

Посредине зала, весь в пыли и каменной крошке, король вызывает жалость. Во всяком случае — должен, если не знать, что это за чудовище. Его лицо искажено гримасой боли и горя.

— Ральфрик… — даже не пытаясь строить предположения о том, каким образом Вы очутились в этом месте, произносит Гунфрид Безволосый, и его слабый голос полон мольбы. — Ральфрик, помоги мне…

На Вашем лице появляется неестественная улыбка. Нет, это не злорадство, это что-то сродни тому нездоровому нервному оскалу, который иногда появляется на похоронах и может сопровождаться истерическим смехом.

Вы медленно приближаетесь, вспоминая своих друзей, головы которых насажены на пики, нищих детей, которых эта мразь смеха ради травила медведями, мелкого воришку, которого тиран приказал четвертовать за кражу яблока, массу людей, погибших от братоубийственных войн, развязанных этим ненормальным, и последовавшего голода, когда некогда цветущая страна развалилась на отдельные враждующие города-государства.

Остановившись лишь на миг, чтобы подобрать с грязного пола протазан, Вы вскоре нависаете над королём, занеся оружие. В этот миг Вы не испытываете никаких моральных терзаний, и знаете, что рука не дрогнет и совесть мучить не будет.

Бросьте кость и прибавьте выпавшее значение к имеющимся пунктам Злодеяния.

Расправившись с тираном так же просто и естественно, как будто закололи свинью, Вы испытываете не радость и не восторг от совершённого возмездия, но подкашивающую усталость и опустошённость.

Вы идёте в сторону ведущих к трону ступеней, где десятилетиями было Ваше место подле короля Альбериха.

Все Ваши мысли в этот миг о Гунфриде. Но не о том тиране, чей труп ещё не остыл, а о ребёнке, который смеялся над Вашими шутками, катался на Ваших плечах, когда Вы бегали по замку звеня бубенцами.