Иерархия Неба и Земли. Том V. Часть VI. Новая схема человека во Вселенной
Шрифт:
Но (настаивает здравый смысл) «наука» дикаря, его представления о причинно-следственных связях, его космология, его инструменты и методы совершенно наивны. Отчасти это иллюзия, отчасти правда. Но давайте не переоценивать себя. Если нас предоставить самим себе, многое ли сможет каждый из нас воспроизвести из этой восхваляемой научной и материальной культуры, какой бы ни была его подготовка? Я очень смутно представляю даже то, как изготавливают это перо, чернила и бумагу. Вообще, взрослые европейцы очень редко знают (например), чем отличается планета от звезды, хотя бы в общем представляют собственное эмбриональное развитие или проявляют интерес к своей нормальной жизнедеятельности какого-либо уровня, кроме человеческого. С другой стороны, по сообщениям, больше трети взрослого населения нашей страны в той или иной мере доверяет гороскопам [54] , и не так давно в США было около 25 000 профессиональных астрологов, не говоря уже о хиромантах и тому подобных [55] . Но нет нужды подчеркивать такой очевидный момент – что, как индивиды, мы находимся на донаучном уровне, некоторые из нас почти все время, а большинство – постоянно.
54
Ср.
55
Robert Eisler, The Royal Art of Astrology, p.13.
Часто ли христиане задумываются о том, как реагирует образованный китаец или индус, когда он впервые берет в руки псалтырь и читает о Крови, которую мы действительно пьем и в которой омываемся? Но (можно ответить) они не понимают смысла этих слов. Но неужели мы сами никогда не воспринимаем чужих верований и обычаев поверхностно? Эдвард Карпентер в книге Языческие и христианские верования (Pagan and Christian Creeds, p. 40, 44, 65, 108) говорит много интересного по этому поводу.
Нам скажут, что сознание дикаря состоит из отделов, привязанных к конкретным идеям, и потому он способен на самую дикую непоследовательность. Но разве те из нас, кто открыто говорит о человеческих жертвах, купании в крови и даже о том, чтобы ее пить, не испытывают крайний шок от более мягких «языческих» практик – не говоря уже о тавроболиях и вакхических оргиях? Многие благонамеренные и набожные души не видят противоречий в том, что Бог любви осуждает некрещеных младенцев на вечные муки. Разве не те же личности, которые и за людей-то не считают тех, кто не носит с собой (и не любит этого) устройств для вдыхания паров и не пьет (и не любит этого) разбавленного яда в таком объеме, после которого разве что не падаешь, чаще всего презирают «туземцев» – «туземцев», в чьих церемониях инициации во многих случаях куда меньше произвола и разрушительности? Разве изготовление орудий убийства и пыток (в ущерб даже жизненным потребностям), обучение миллионов людей их применению и их бесстыдная демонстрация – «Солдат открыто носит и даже щеголяет своим орудием мясника» [56] – во всем согласуется с официальной религией Евангелий? Разве провозглашаемые принципы кротости, бедности и милосердия к врагам ничем не отличаются от реальных принципов бравого эгоизма и благовидной гордости [57] ? Пора признаться себе, что едва ли найдется порок, который, стань он достаточно распространенным, не сочтут достоинством; едва ли найдется преступление, которое, если оно совершено как следует, не сочтут служением обществу; едва ли найдется безумство, которое, пока оно буйствует в дозволенных пределах, не сочтут просто здравомыслием.
56
Sartor Resartus, II. 3.
57
Ср. L. Т. Hobhouse, Mind in Evolution, p. 380.
«Убивать запрещено; поэтому всех убийц наказывают, кроме тех, кто совершает массовые убийства под звуки труб». Вольтер, Философский словарь. Искусство: «Война».
Притязание здравого смысла на строгий прагматизм и неприятие неразумности – это и есть вопиющая неразумность, и это еще мягко сказано. Наше человеческое поведение (насколько мы можем видеть его глазами других сообществ и видов) отличается гротескной непрактичностью. Иногда, когда наш ум проясняется, мы вдруг внезапно ощущаем странность своего поведения. Но от традиций никуда не уйти. Разоблачать и отменять условности сразу, как только мы замечаем их иррациональность, часто означает просто менять лучшую условность на худшую. К счастью, «в основном мы принимаем как аксиому то, что невозможно отступить от традиций своего общества, не искалечив своей жизни» [58] .
58
Nicodemus, Renascence, р. 35. См. Burke (Reflections on the Revolution in France): «Многие из наших мыслящих людей, вместо того чтобы развеивать типичные предрассудки, применяют свою проницательность для раскрытия тайной мудрости, которая обитает в них».
«Едва ли можно сомневаться, – пишет Ф. К. Б. Шиллер, – что в своей массе люди еще остаются зверолюдьми. Как по взглядам, так и по нравам современный человек по существу еще не отличается от своих палеолитических предков. Он остается таким же неразумным, импульсивным, эмоциональным, вздорным, разрушительным, жестоким, легковерным существом, каким был всегда. Tantalus, p. 39. Разница, говорит Сэмюэл Батлер, состоит в том, что мы организуем свое воровство, плотские радости и месть. Erewhon XII.
Солдат, который видит в своем полковом знамени только тряпку на конце шеста, не вызывает особого восхищения, – напоминает нам д-р Инге [59] . Стоит внимательно подходить к тому, какие традиции мы разрушаем, ведь, разрушая их, мы разрушаем себя. Здесь перед нами встает реальная и иногда мучительная дилемма – или путь интеллектуальной нечестности и сознательной слепоты, или «судьба тех, кому отказывается почитать своих богов и свою религиозную традицию», путь отлучения от мудрости предков. В этой книге я предпринимаю собственную попытку решить эту дилемму. Но неважно, успешной или неудачной будет эта попытка, факт остается фактом: моя критика собственного мира – производная этого мира, а не независимое мнение его гостя.
59
Christian Mysticism, р. 259.
И – в том случае, если у меня все-таки остается крупица самости, несчастный фрагмент, который я могу называть своим – в атаку идет психология, где у каждой школы имеется свое оружие. Меня описывают как ходячую энциклопедию особенностей моих предков [60] . Меня сводят к пучку обусловленных
60
Так, Юнг пишет: «Любой цивилизованный человек, каким бы ни было его сознательное развитие, на глубинных уровнях своей психики остается архаичным человеком. Как человеческое тело связывает нас с млекопитающими и имеет множество рудиментов, характерных для более ранних этапов эволюции, восходящих даже к эпохе рептилий, так и человеческая психика – плод эволюции, если проследить его до самых истоков, содержит в себе бесчисленные архаические черты. Modern Man in Search of a Soul, p. 144.
61
См. И. П. Павлов. Условные рефлексы и Лекции об условных рефлексах, где утверждается, что любое выученное поведение, каку животных, так и у человека, состоит из условных рефлексов.
62
The Instincts of the Herd in Peace and War, p. 44.
63
Pain, Sex and Time, p. 292.
К тому же эти навязчивые действия и подавленные импульсы не являются просто (или даже главным образом) внешними. Фрейд открывает, что во мне действует Супер-эго [64] (и его орудие – Цензор), чья бессознательная и архаичная «мораль» – куда более сурова, чем того требуют внешние условности. Любое достижение человеческого духа – будь то в религии, в искусстве, в спекулятивной мысли и даже (стоит добавить) в самой науке – теоретически можно объяснить как сублимацию инстинктивных порывов или компенсацию за такие отказы от примитивного «инстинкта», которых требует Супер-эго [65] . Незаинтересованная мысль и чувство – миф. Меня несет поток, совершенно мне неподконтрольный, и все мои усилия, которые как будто направлены на борьбу с ним, – всего лишь вихрь внутри потока. Сожаление, решимость, вина и заслуга – того же поля ягоды: они относятся к сфере подобных феноменов. Например: эта книга во многом (а при большом желании, и целиком) представляет собой клинический случай, предопределенную сублимацию отвергнутых бессознательных импульсов, которые пошли по пути наименьшего сопротивления [66] . Поэтому любое притязание на объективность, любое обращение к фактам, а не к мнениям и предрассудкам, изначально выглядит подозрительно.
64
Обычно считается, что Супер-эго имеет филогенетическую или родовую основу, а также формируется на основе нравственных установок родителей и учителей, которые учат ребенка отличать хорошее поведение от плохого. Оно обретает отчетливые очертания очень рано и является менее податливым, чем поверхностное «сознание». В каком-то смысле (указывает Фрейд) человек куда более нравственен, чем думает.
65
См. в особенности работы Фрейда Будущее одной иллюзии, Недовольство культурой, а также За пределами принципа удовольствия, где он отрицает, что в человеке есть стремление к совершенствованию: видимость такого стремления возникает «в силу подавления инстинкта, на котором построено самое ценное в человеческой культуре».
66
«Любая психологическая закономерность является предопределенной, и внутри клетки плоти и памяти сборище таких закономерностей свободно не больше, чем отдельные элементы. Говорить о свободе в отношении поступков, которые на самом деле предопределены – безумие». Aldous Huxley. After Many a Summer. P. 272.
И потому человек – марионетка, просто кукла, которую потрясающе точно описывает Уолт Уитмен —
Шикарно одетый, смеющийся, бравый,а в сердце у него смерть, а в черепе ад;В костюме из тонкой материи, в перчатках, в лентах,с поддельными розами,Верный обычаям, он ни слова не говорит о себе,Говорит обо всем, но никогда – о себе [67] .67
Пер. К. Чуковского. – Прим. пер.
9. Физическое постоянство
И действительно, о какой самости, а какой постоянной идентичности может говорить человек? Возьмем это тело. Его материя непрерывно меняется, и едва ли можно говорить, что я обладаю тем же телом, которым обладал час или год назад, не говоря уже о сорока годах.
«Буддист говорит: „Нет ‘одного и того же я’“, т. е. идентичного „я“, даже в течение одной жизни, даже в течение двух дней одной жизни и уж тем более двух последовательных уровней бытия». Mrs. Rhys Davis, Buddhism. P. 132.