Иеремиевы огни
Шрифт:
Как он и думал, это оказался Хас. Пока объединившиеся Цезарь и Домино добивали оставшихся троих солдат, Адамас перерезал верёвки на руках ауриса, подхватив под мышки, аккуратно опустил на колени на землю, осторожно отклеил чёрный скотч, закрывавший Хасу рот, ободрительно улыбнулся расширенным в изумлении зелёным глазам на мокром лице и вскочил, чтобы встретить метнувшегося к ним последнего ходячего солдата. Ярость в Адамасе буквально переливалась через край — он и сам не понял, как сумел с одного хлёсткого удара уложить уже доставшего оружие скалящегося в ненависти кейера. Цезарь был в нескольких шагах, окружённый неподвижными телами, — мрачный как туча, он кивнул Адамасу на пространство за его спиной. Обернувшись, хорон
— Дайте мне уйти, и никто не пострадает, — хрипло проговорил он в наступившей звенящей тишине. Адамас медленно повернулся к Цезарю спиной и мягко улыбнулся, не отрывая взгляда от сосредоточенных глаз Хаса.
— Мы просто решили тебе помочь, — негромко сказал он, держа ровный тон. — Никто не собирался…
— Ври кому-нибудь ещё, Адамас, — сплюнул Хас. Ничем — ни взглядом, ни выражением осунувшегося лица, ни движениями плохо слушающегося тела — он не напоминал того подростка, которого Адамас когда-то встретил на учебной базе. Теперь это был обозлённый волчонок, не прячущий зубов, — разве что интонации и упрямство в голосе остались те же. — Я готов поверить даже в то, что и вот этот костёр вы подстроили, чтобы я сам за вами, спасителями, вприпрыжку побежал от Брутуса. Но что вы тут мимо проходили и от доброты душевной решили мне помочь — нет, увольте.
— Доказательств у меня нет, — развёл руками Адамас и краем глаза заметил, что Цезарь стал ближе. — Но ты и в самом деле можешь пойти с нами. Совсем скоро Брутус из победителей перекочует в проигравшие. Как и всегда.
— Да хоть в мёртвые. Я свой выбор сделал. Отойдите на пять шагов каждый — разойдёмся миром.
— Я всё время с той нашей последней встречи жалел, что не смог забрать тебя с собой, Хас. А теперь что, убьёшь меня за то, что я хочу тебе помочь?
— Доктор, лечи себя сам, — ухмыльнулся Хас, и вдруг оказавшийся за плечом Адамаса Цезарь шёпотом сказал ему:
— Продолжай. Пару фраз — и я его возьму.
— Вы не будете самоутверждаться за его счёт, — процедил сквозь зубы Адамас — он намеренно выбрал самую болезненную для Цезаря формулировку, чтобы тот хотя бы на некоторое время потерял боевой дух. Терас отшатнулся, и, если предыдущие его перемещения, скрадываемые неверным светом пляшущего за его спиной огня и не различаемые щурящимся и тяжело дышащим от боли и слабости Хасом, аурисом замечены не были, это движение он уловил. Не меняясь в лице, он выстрелил — поверх Адамаса в Цезаря — и, развернувшись, стремглав бросился в самый узкий проход между зданиями.
Преследовать его, конечно, никто не стал. Адамас оглянулся на Цезаря — тот зажимал ладонью рану на плече, бьющую кровью из-под скрюченных пальцев — похоже, принятый им майлер ещё действовал. Глаза у него были мутные. Подскочивший к терасу Киллиан сбросил у его ног рюкзак и вместе с пронзившей Адамаса неодобрительным взглядом Сати стал рыться в нём, выбирая нужные медикаменты. С видом, будто делает им одолжение, Цезарь сел на асфальт, и Адамас отвернулся, бездумно глядя на проулок, в котором скрылся Хас.
— Он уже невозвратный, Адамас, — сказал подошедший к ним всем Домино, прячущий за пояс отобранный у одного из солдат пистолет. — Наверное, не стоило и пытаться.
— Он же вам племянник, — тоскливо вздохнул Адамас, изучая его равнодушное лицо. — Неужели вам вообще всё равно на то, с кем он и почему?
— Племянник иногда просто слово, — хмыкнул Домино. — Вы все мне куда дороже. Так что надо сматываться, пока Хас не привёл сюда своего сюзерена. А он приведёт — в этом я не сомневаюсь.
— Мы наскоро тут перемотали, — отрапортовала Сати, вставая. — До города хватит, а там в больницу. Можно идти.
— Тогда идём, — Домино дождался, пока Киллиан поставил Цезаря на ноги и подставил ему плечо,
Но вроде преследования не было. Отсекая в душе всё связанное с Хасом, Адамас последним забрался в неширокий лаз и закрыл за собой вход.
На третий день блокады проблемы в Семере-2 начались не только с медикаментами, но и с провизией, и пришедшие вместе с остатками союзных войск Посланники были одними из первых, кто добровольно урезал собственную пайку в пользу многочисленных раненых и изъявил намерение ценой собственного здоровья помогать им и остальному населению города, пока хватит сил. Беккер, получивший нетяжёлое ранение в последнем сражении, уже на подступах к закрытому городу, ушёл подручным на кухню и возвращался оттуда, лишь когда главный повар начинал грозить ему самой большой кастрюлей. Сати и Лихослав помогали в больнице — раненых, пострадавших в боях и при обрушении южной стены в результате артобстрела, было так много, что главное здание не смогло разместить их и приросло временными бараками по всем соседним улицам, в том числе остро нуждаясь в санитарах и просто людях, хоть немного разбирающихся в медицине. Петер, дошедший до Семере-2 вместе с Беккером с самой Гадюки, был поставлен охранником на один из главных складов на территории водоочистительной станции, а Эжен, как единственный из них имеющий опыт руководства, заменил отлёживающихся в госпитале двух верховных командующих и день и ночь служил связующим звеном между советом города во главе с Рэймондом Паннуи и высшим офицерским составом укрываемых им союзных войск.
По мнению Лихослава, Эжен загонял себя больше всех — очевидно, повышенное чувство ответственности наложилось на вечное стремление к совершенству, и, если бы не назойливый Лихослав, он наверняка так ни разу и не пошёл бы спать. Сработала эта назойливость, правда, лишь дважды — потом количество работы в больнице стало расти по экспоненте, и сильвис сам потерял счёт времени и собственным силам. Очнувшись на рассвете четвёртого дня примерно посередине автоматически выполнявшегося цикла перемещения между несколькими бараками и зданием больницы, прерванного вдруг оказавшимся под ногой ящиком, Лихослав впервые за сутки поднял голову к светло-оранжевому небу и внезапно осознал, что, когда он был у Эжена в последний раз, небо было примерно таким же. А значит, его друг шатается белой тенью от старейшин к офицерским временным квартирам больше двадцати двух часов без малейшего намёка на отдых и срочно нуждается в спасении. Как был, в халате санитара поверх военной формы и с сумкой через плечо, где хранилось всё для первой помощи, Лихослав поторопился к станции — сердцу Семере-2.
За толстой бетонной стеной с несколькими пунктами охраны — в усиление ушли и находившиеся до прихода союзных войск на территории станции солдаты — располагались не только строения промышленного назначения, но и ранее пустовавшие общежития, которые предназначались для приезжающих раз в год техников, проверяющих механизмы станции. Сейчас они стали местом жительства представителей высшего офицерского состава, и первым делом Лихослав забежал в их с Эженом квартиру. Не найдя там артау, он отшатнулся от зеркала в прихожей, показавшего ему не солдата, а извалявшегося в пыли призрака, и поспешил к пристройке у главного здания станции, где в последние дни заседал городской совет и чаще всего обретался Эжен. Оттуда трое старейшин послали Лихослава на зады главного здания, к складам, куда Эжен ушёл вместе с Рэймондом час назад, и только там, уже на выходе, одного, сильвис наконец выловил друга, даже не заметившего его приближения.