Иеремиевы огни
Шрифт:
— Да мне без разницы, — терас дёрнул плечом и тут же начал тереть его. — Я знаю, что нас здесь держат, потому что Брутус Марку нужен на коротком поводке. Тоже уже давно его подданный. Так что ты имей в виду: что не то сэру Оргалу покажется, и тебя сольют как не фиг делать.
— С чего мне тебе верить? Вы оба предали Аспитиса даже не ради Марка, а ради Брутуса. Заговариваете, небось, мне зубы…
— Нет, мы тебя вербуем, — Доминик весело заулыбался. — Брутус своих не бросает, в отличие от Марка. Однажды он перевернёт этот мир с ног на голову, по-настоящему перевернёт, без этих вшивых условностей и двусмысленных договоров. И уж точно не
Последние два слова задели Яна за живое, и, смакуя их, он не услышал, как Мэтво начал бормотать очередную молитву. Доминик глянул на вера со вселенским терпением.
— Ну, каждый в своё верит, конечно. Мэтво вот увидел в Брутусе реинкарнацию Ионы, который, по одному малоизвестному сборнику притч, соберёт однажды в себя всё мировое зло. И тогда люди сплотятся против него и откроют наконец в себе истинный свет. Такой Иона, Мессия-Дьявол, нужен, чтобы люди никогда не забывали, как выглядит настоящее зло. Ну и всеобщее счастье после, как же без этого… Мэтво в один взгляд на Брутуса это увидел, веришь? И разом бросил всех в Седе и пошёл за нами.
Ян медленно кивнул, с некоторой опаской посмотрел на Мэтво, всё ещё молящегося, — он всегда с недоверием относился к ярым фанатикам чего бы то ни было — и, достав из ящика поднос с едой, поставил его Доминику на полку. Потом вышел из камеры и убрал перегородку.
— Ждём тебя завтра, — улыбнулся ему терас, и в глазах его что-то засветилось. — И не доверяй Эриху.
Задвинув ящик с подносом Мэтво, Ян, задумчивый, растерянный и напрочь позабывший про собственную рану, пошёл бродить по галереям. Ему было тяжело долго находиться настолько глубоко под землёй: в Ториту он редко захаживал в Управление, в основном встречался с нужными людьми на поверхности, но сейчас тишина и полумрак тех отделений, где не было людей, были ему жизненно необходимы, чтобы прийти в себя.
Потому что, как бы внутренне Ян ни протестовал против того, что по его поводу и поводу Марка наговорил Доминик, какой-то частью души он был с ним согласен. И действительно боялся, что под влиянием того же клеветника Эйдена однажды его пустят в расход.
Захват Бельфегора проводился уже следующей ночью, и, как Ян и ожидал, никто и не посмотрел на то, что он не оправился от раны даже наполовину. Конечно, его поставили руководить операцией, а не самолично валить всех направо и налево, но в свете ранее произошедших событий это было всё равно что подписать его на пенсию по инвалидности. Больше всего на свете Яну хотелось доказать всем вышестоящим, что он способен на что-то сногсшибательное, поэтому, ничтоже сумняшеся, он взял на себя смелость изменить первоначальный план захвата, никому об этом не сообщив.
По предписанию, само собой, составленному Эйденом, как главным аналитиком при Марке, в операции не было ничего героического. Бельфегор должен был ждать Миа на встречу в небольшом таунхаусе в строящемся районе города, имея при себе советника Десмонда и всего-то двух охранников — участвовавших в пленении Доминика с Мэтво младших гвардейцев Иму и Унура. Иму обычно стоял на страже выхода в галереи ГШР, находящегося под лестницей, ведущей с первого закрытого этажа дома на второй, где под охраной Унура и сидели Бельфегор и Десмонд. Подобные встречи проводились уже не в первый раз, и Миа, похоже, давно озаботившаяся сдачей бывшего возлюбленного, подробно вызнала всё об автоматике тайного хода. С её помощью составили
Однако Ян твёрдо решил выслужиться — когда он возьмёт четвёрку во главе с Бельфегором силами всего-то двух человек, себя и Эриха, Марк увидит его ценность как воина и больше не придётся думать, членом чьего боевого братства он хочет стать. Своих подчинённых на первом этапе операции он, как и планировалось, расставил вкруг дома на таком расстоянии, где их не разглядели бы мониторящие через камеры внешнего наблюдения гвардейцы, и, также по изначальному плану, отправил Эриха, умеющего верно использовать полутьму, подключать скрипт. А сам, дожидаясь сигнала, стал собирать гранатомёт.
— Вход блокирован, АНД и камеры заморожены, — отрапортовал по наушнику Эрих, и Ян, как раз закончивший заряжать оружие гранатами с сонным газом, приказал:
— Жди одну минуту, потом проходи в дом с заднего хода. Там посередине и встретимся.
— Эм-м… а остальные? Нам же…
— Мои приказы не обсуждаются! — отрезал Ян и отключил связь.
С гранатомётом наперевес он встал прямо перед домом — только под стеклянной наклонной крышей второго этажа горел неяркий свет — и, прицелившись по ней, начал запускать снаряды. Они, специально им заранее утяжелённые, пробивая один за другим стекло, должны были в короткое время заполнить весь дом распыляемым веществом — и в итоге Ян и Эрих возьмут и гвардейцев, и Бельфегора с Десмондом голыми руками.
Один из снарядов погасил лампу, и дом погрузился в темноту. Минута почти прошла, и Ян, предвкушая лёгкую победу, зашагал к парадному входу. Однако, когда до его ступенек оставалась пара шагов, дверь вдруг распахнулась, и вылетевший из неё спиной Эрих, споткнувшись, рухнул на плиточную дорожку. Увидев, что пеланн приложился затылком о камень плитки и замер, где упал, Ян всмотрелся в темноту дома. Появившийся в ту же секунду на его пороге мрачно улыбающийся Бельфегор вскинул руку с пистолетом и выстрелил в эрбиса.
От первой пули Ян увернулся на уровне рефлексов, вторая и третья одна за другой вошли ему в бедро, разметая плоть в клочья, и, не в силах стоять, Ян свалился на ту же самую дорожку. В глазах стремительно чернело — но даже сквозь эту всепоглощающую черноту он увидел, как Эрих вскакивает и кидается на Бельфегора.
…Когда Ян пришёл в себя, над головой была знакомая тёмно-зелёная крыша фургона, в котором они все вместе прибыли на указанную Миа улицу. На мгновение вид заслонила косматая голова Эриха, и эрбис разглядел на его губах сожалеющую улыбку.
— Ну как же ты забыл, что на Бельфегора никакие газы не действуют, — вздохнул он, отводя глаза. — Да и на Десмонда тоже, если свой майлер съесть успеет. Хоть бы слово мне сказал!
— И… что? — едва ворочая языком, спросил Ян, мертвея.
— Да ничего! Я с ними справился, сейчас поедем. Я тебя не виню: если бы меня вот так из больницы в поле вытащили, я бы и мать родную забыл!
Кусая губы, Ян с усилием отвернулся к стенке, чтобы не видеть этого ободрительно улыбающегося ему пеланна. Забыл — как он мог забыть?! И что теперь с ним сделают, после такого-то коленца?..