Иеремиевы огни
Шрифт:
Эдриан бьёт с другой руки, как будто лениво, он просто показывает силу — ту, которой у Аспитиса нет и не может быть, потому что его, в отличие от брата, отец не отдал инструкторам по кейко. Он, как сказал Эдриан, «ублюдыш», Филипп ему не настоящий отец, он лишь содержит его, потому что мать у них с Эдрианом общая. Мать, которая, тоже из-за Аспитиса, не выжила после родов и не смогла никому рассказать, кто его когда-то зачал.
Тяжело быть чёрной вороной в полностью белой стае.
Натешившись, Эдриан отходит, и, пока Аспитис молча сплёвывает кровь, заодно ощупывая зубы, его сменяют находящиеся здесь же, в заныре, дружки. Лестер держит Аспитиса, пока тот не повисает на его руках, потом отпускает, и
Спустя какое-то время они оставляют его лежать в заныре скорчившегося и не в силах разогнуться. Напоследок Эдриан бросает:
— В следующий раз я тебя просто убью, Тисси. И никто не расстроится!
Аспитис слушает, как они уходят, сквозь непрерывный гул в ушах. Полчаса или около лежит не шевелясь, бессознательно радуясь каждому удающемуся вздоху и ненавидя. Эдриан перед его глазами как живой: длинные блестящие белые волосы, две прядки у лица, остальное в низко завязанном хвосте, — свои Аспитис назло всем почти не расчёсывает и, уж конечно, не собирает, пусть отцу выговаривают учителя, какой он дикий; холёное чёткое лицо с крупными чертами, ни одной неправильной линии; злые, идеального выреза, карие глаза, в которых вечно плещется непробиваемая уверенность в себе и презрение ко всем остальным; мускулистое тело, играющие руки, и вправду способные в один миг выдавить из Аспитиса жизнь, если то потребуется. С самого детства у Эдриана есть всё, что нужно человеку для благостного, сытного существования, но кое-чего у него никогда не будет. Ума. Только этим Аспитис и способен его сделать.
Если, конечно, повезёт.
По прошествии получаса боль чуть затухает и отпускает его — Аспитис с трудом поднимается на подкашивающиеся ноги. У него сломано минимум пять рёбер, синяки и ушибы не стоит даже считать — собьёшься. Голова гудит, на каждое движение взрывается локальными всполохами, от которых в глазах до отвращения светло, но надо идти домой. Если отец ещё не вернулся с работы, Аспитис даже сумеет отлежаться до школы. Побои всегда заживали на нём как на собаке.
Квартал до дома кажется вечностью, однако кончается — Аспитис ступает на территорию резиденции сэра Пикерова, президента Генштаба. От ворот в разные стороны разбегаются дорожки, сейчас троящиеся и нет-нет да превращающиеся в лабиринт, деревья есть лишь на заднем дворе, здесь, у парадного входа, лишь цветы, и Аспитис с очередным приступом глухой ненависти вдыхает их мерзкий душистый запах. Из ниоткуда на его пути появляется личный телохранитель отца — взгляд равнодушно скользит по крови и синякам, не задерживаясь. Кому когда было до него дело. Аспитис хватается покалеченной рукой за дверную ручку и тянет на себя, чтобы наконец оказаться в доме.
Отец, конечно, в гостиной. Чуть приподнимает из-за газеты голову — взрослая копия Эдриана, только власти ещё больше, — смотрит сквозь него, цедит сквозь зубы: «Ещё раз опоздаешь к восьми, вообще больше никуда не пойдёшь», — и опять читает. Ему, само собой, всё равно. И от затапливающей его боли — уже душевной, а не физической — Аспитис пошатывается и падает в темноту.
И опять с ним — одна лишь боль. Причудливая, незнакомая, вкрадчиво обволакивающая его, забивая лёгкие и горло, застилающая глаза, из-за неё, всепобеждающей, Аспитису смутно хочется сдаться. Он вроде помнит, что всегда противостоял ей, изгонял беспощадно, без скидок на собственную слабость, иногда
Незнакомая и, похоже, убивающая его девушка сменяется мужчиной — сероволосым хороном с трёхдневной жёсткой щетиной на щеках и чёрными-чёрными глазами, в которых холодное, обидное недовольство. Он стоит скрестив на груди руки, на военной форме гэшээровские нашивки, тонкие губы исказила нехорошая усмешка. Он — друг, не такой, как Лестер, он уже год это доказывает, и от осознания этого ещё больнее понимать, что он сделал.
— Зачем, Квазар?! — Аспитис почти шипит, пытаясь — и не в силах ненавидеть. — Зачем… ты так со мной?
— Я уже не могу тебе помочь? — сухо интересуется Квазар, сощуриваясь. Аспитис подаётся вперёд, сжимает в бессилии кулаки.
— Помочь? Это ты называешь помощью? Ты считаешь, я настолько ничтожество, что не могу справиться сам?..
— Зачем грызть стену, когда тебе могут вручить ключ?
В стороне от них напружиненный Артур Альиных — он переводит встревоженный взгляд жёлто-зелёных глаз с одного на другого, не решаясь пока вмешиваться, но Аспитис знает, на чью сторону он в итоге встанет. У них с Квазаром разница в четыре года, а с Аспитисом — почти пятнадцать не в его пользу. Будут вдвоём увещевать сопливого студентишку…
— Я и до тебя неплохо прогрызал эту самую стену! — голос Аспитиса срывается, потому что уже на первых словах брови Квазара саркастически взмывают вверх. — Второй год на отлично! А теперь что, вся Академия будет говорить, что младший Пикеров пробился благодаря заступничеству Страхова?
— Тебе всё ещё не всё равно, что о тебе говорят? — Квазар усмехается, и Аспитис почти не видит ничего из-за холодной ярости, охватывающей его с ног до головы. — Забавно, Ас. Я был о тебе лучшего мнения.
— Интересно какого?! Своих детей нет, решил о чужих позаботиться?! Я уже не маленький! Я умею, слышишь ты, делать по-своему! И твоя опека мне не нужна!
— Странно, — голос Квазара становится задумчивым, а на скуластом лице Артура отпечатываются досада напополам со злостью. — Когда мы только познакомились и на тебя даже собаки срывались с поводков, ты о ней почти умолял. Теперь что, думаешь, научился, кстати благодаря мне, драться, можно меня и послать?
— Не умолял! Не было такого! Ты сам пришёл! И сейчас можешь валить обратно! — задыхающийся Аспитис переводит пылающий взгляд на погрустневшего Артура. — И прихвостня своего забирай!..
Он вылетает из пустого кабинета в здании Академии на первом этаже, куда сам вызвал Квазара на разговор, и, не разбирая дороги, бежит к выходу. Один, всегда один, как он посмел поверить, что кто-то будет относиться к нему как к человеку, возомнить, что опытный взрослый агент, между прочим личный телохранитель его отца с прошлого года, может с ним дружить по-настоящему? Особенно Страхов! Может, надеется однажды с его помощью вернуть утраченный родом фавор? Ну да не на того поставил — Аспитису в ГШР не светит ровным счётом ничего!
И всё-таки ему не столько обидно — больно. До мозга костей, до самой основы существа, потому что, как и всегда, оказалось, что он никому не нужен. И никто от него ничего не ждёт…
Аспитис сползает по стене у гардеробной, утыкается лицом в колени, закрывает глаза — нет и никогда не было сил всё это терпеть, раз за разом выкарабкиваться из чужого равнодушия, доказывать, что его не взять так легко. Сейчас он уверен только в одном: стоит только по-настоящему захотеть — и его не станет.