Иероним
Шрифт:
– Придя в себя, он с помощью девчонок взобрался на коня и снова присоединился к отряду. Сказал, что перебитая рука стараниями герцога не болит, и он сможет и дальше выполнять долг гвардейца, а не занимать место в обозе, – наклонившись к моему уху, просветил меня Трувор. Я кивнул, и сержант позвал: – Скорик!
Воин подъехал к нам.
Прямые черные волосы юноши слиплись и сосульками раскинулись по плечам. Худое вытянутое лицо было болезненно бледным и усталым. В серых глазах застыло отчаяние. Весь вид воина, включая и коня, выражал покорность и полное раскаяние.
При операции не проронил ни слова, сейчас трясется!
Пленники, а теперь свободные и принесшие присягу на верность герцогу люди, по-прежнему стояли на коленях. Все смотрели на Эрика, к неудовольствию ворон поливавшего наптой зловещую кучу.
Больше и больше обрастаю людьми… как некстати. Водоворот событий закручивает в немыслимую спираль, заставляя чаще принимать нелегкие решения.
Прошедшая схватка яркой картиной стояла перед глазами. Люди и кони, недавно живые, превратились в омерзительную зловещую кучу мяса. Кому это надо? Зачем все свалилось на мою голову?
Ответов на возникшие вопросы я не находил.
Череда событий загоняла в жесткие рамки. Оставалось либо выжить и принять действительность, либо умереть.
Выбор небогат.
– Эльза, женщины переходят в твое подчинение и будут выполнять всю тяжелую работу, пока не станут достойными звания воина, а потом, пройдя испытание, и гвардейца. Ставшие гвардейцами освобождаются от выполнения хозяйственных работ, будут лишь нести караульную службу и тренироваться.
– Слушаюсь, мой лорд. – Рыжеволосая приложила руку к шлему.
– Эрик, отбери толковых, умеющих работать руками. Станут твоими помощниками. Подготовятся, станут воинами, а потом и гвардейцами твоего отряда.
– Да, лорд. – Рука Эрика взметнулась к шлему.
– Гвардеец Скорик, – я сдержал улыбку, увидев, как встрепенулся парень, – за мужество назначаешься старшим пополнения. Будешь обучать сброд, пока не станут достойными личного оружия и звания воинов. Вся черная работа ложится на их плечи за исключением охраны лагеря, ее почетно несут гвардейцы. Во время похода отряд желторотых следует сзади, и им будет разрешено вступить в бой только по моему личному приказу. – По улыбкам сержантов стало понятно – прозвище «желторотые» навечно прилипло к новобранцам. – Обучившись, желторотые станут достойными звания воинов, а потом, пройдя испытание, – гвардейцев и пополнят элитные отряды правого и левого крыла. Твои помощники, Эрик, став воинами и гвардейцами, останутся у тебя в отряде. До первого привала пополнение пойдет пешком, потом получат коней из трофейных. – Я закончил речь, и сержанты принялись шустро разбирать новобранцев.
Тронув поводья, медленным шагом я подъехал к жуткой куче. Темная жирная туча мух взвилась с буро-кровавого холма. Воронье пронзительным карканьем огласило пространство. Искалеченные тела лошадей и людей смешались в дьявольскую палитру.
Вот результат моего пребывания…
Конь, ощущая смрад смерти, недовольно пофыркивал, переминаясь под седлом.
Отогнав мрачные мысли, я промолвил:
– Поджигай… – Голос захрипел и предательски застрял в горле.
Роган, выбив кресалом искру, запалил факел. Огонь, потрескивая, вспыхнул на пропитанной пеньке. Оставив дымный темный масляный след, факел с шипением преодолел расстояние, упав в основание гигантского кострища. Напта вспыхнула, и синий огонек весело побежал по трупам, превращаясь в огненную
– Сахиб милостив к врагам, удостаивая чести и лично отправляя их души к богам, не оставив скитаться на земле, – прошипел Роган.
Пламя сильнее взметнулось к небу, словно подтверждая слова темнокожего.
– Знатная тризна, – вздохнул Тюрик, – достойная храбрых воинов. О вашем милосердии сложат баллады.
Да, странное понятие о милосердии… Приказал изрубить и не брать пленных, а оказался не кровожадным и жестоким, а милосердным…
– Не станет воину чести в плену… Герцог проявил милость, сохранив малодушным честь и отправив к богам вместе со своим лордом. Нет для воина смерти достойнее, чем лежать на костре с братьями, а не стать кормом для птиц, белея костями в поле и скитаясь зимними ночами по просторам, – согласился Тюрик.
«Смотри, это дело рук твоих!» – бушевала совесть.
«Смотрю», – отвечал разум.
«Хорошо…» – тихо наслаждался в глубинах подсознания демон, вдыхая гарь мяса.
Резко дернув за поводья, я развернул закусившего удила коня и дал шпоры. Ветер мягким кулаком ударил в лицо, разгоняя по уголкам глаз брызнувшие слезы.
«Почему я?!!» – голосил мозг, а перед глазами стояла жуткая картина…
Сержанты, поняв команду, тронулись следом, и караван отправился в путь. Жаркий ветер хлестал коня, заставляя ронять белые хлопья пены, и, пожалев животное, я пустил его шагом. Слезы высохли, однако эмоции не думали утихать.
«Чувствуешь – значит, жив!» – пытался найти успокаивающие слова разум.
Вырвавшись далеко вперед, я отхлебнул порядочную порцию вина из бурдюка и оглянулся на растянувшуюся вереницу людей и повозок.
«Они верят в тебя!» – шептало сознание.
Бывшие пленники бодро шагали за повозками, бросая завистливые взгляды на всадников. Усталые воины покачивались в седлах, стойко перенося пылающий жар солнца. Горизонт заволакивал черный дым погребального костра.
«Вот и я бросил семя дедовщины в армию…» – пронеслась шальная мысль.
В моем мире дедовщина стала бичом, принимая угрожающие размеры армейского бедствия. Хотя зарождалась как один из элементов воспитания. Старые, мудрые воины передавали опыт молодым, воспитывая в юношах качества истинного солдата.
Не научившись подчиняться, не научишься командовать – гласила истина, написанная кровью павших из-за бездарных полководцев воинов.
Впоследствии, когда в войска во время одной из великих войн попали амнистированные заключенные, они испортили и извратили дедовщину, снабдив лагерными порядками и превратив ее из мудрого учителя в ночной кошмар новобранцев.
Зная историю, постараюсь избежать ошибок и сразу начну принимать меры.
Отогнав мрачные мысли, я подозвал Скорика. Работа – лучший лекарь от лишних дум.
Новоиспеченный командир ловил каждое мое слово, а на его измученном болью лице светилась гордость. Перебинтованная рука, привязанная к груди парня, не мешала воину стойко сидеть в седле, наоборот, приняв неожиданное назначение, юноша старался прямее держать спину. Заинтересовавшись нашим разговором, приблизились, заняв места по бокам, Тюрик и Трувор и принялись внимательно слушать.