Иерусалим правит
Шрифт:
— Уф! Это затшем же надо было такие обнимашки устраивать, а, Иван?
Едва способный дышать, не в силах произнести ни слова, я взглядом показал, что согласен с ней, но втайне я наслаждался происходящим. Если сумасбродство Голдфиша помешает нам снять новые дубли, я, по крайней мере, добился того, что мечты воплотились в реальность и запечатлелись на пленке! Наконец-то я сжимал в объятиях ту, что олицетворяла идеал женственности (трезвую!), ту, что была моей женой, — в один неизмеримо волнующий миг! Я думаю, Эсме, повторяя свою роль, сопереживала, как умеют только женщины, моему физическому и интеллектуальному удовольствию — тому, чего она сама никогда не могла во мне пробудить. Да, она удовлетворяла мои возвышенные устремления и воплощала мой идеал женского совершенства, она понимала мою душу и мои самые примитивные желания, но только миссис Корнелиус по-настоящему поняла мое сердце.
— ОК, снято! ОК, снято! — Облаченный в яркий хлопок Радонич поднял вверх большой палец; то была его высочайшая похвала.
Печальный Вольф Симэн вытирал пот со лба; на его
Позже я стоял в песке у основания великой пирамиды. Меня рвало. Я понял, что получил солнечный удар.
Глава пятнадцатая
Наша история наконец начала обретать форму. Я медленно оправлялся от легкого солнечного удара и чувствовал прилив эйфории и уверенности в себе, ожидая съемок великолепной развязки нашего фильма, в которой отразится вводная часть и ключевой фрагмент в погребальном зале (я как раз дорабатывал окончательную раскадровку, уже имея ясное представление об эпизоде). Мой сценарий был несколько схематичным, но я обладал классическими навыками, нужными для романтического повествования: требовалась некоторая отстраненность, чтобы история не погрузилась в ложный пафос. Съемки шли гладко, сэр Рэнальф Ститон оплачивал наши расходы из своего кармана, и мы были благодарны ему за такую поддержку. В мой день рождения, четырнадцатого января 1926 года, в полном египетском костюме, я еще раз обнимал миссис Корнелиус, но она смущалась из-за недостатка одежды, и мы решили, что снимем сцену позже. Даже нашему покровителю, сэру Рэнальфу, стало очевидно, что нужно выбрать новую натуру для съемок. В Мемфисе оказалось недостаточно руин и атмосферы, а Сахара просто не производила впечатления, и мы ухватились за предложение Ститона при первой же возможности сесть на пароход и поплыть по Нилу к Луксору и знаменитым памятникам Карнака [419] , центра великой Фиванской империи; в это время в Карнаке было меньше туристов и, как заметил мне Малкольм Квелч, гораздо меньше помех.
419
Карнак — египетская деревня в двух с половиной километрах к северу от Луксора, на месте древнеегипетских Фив. Известна крупнейшим храмовым комплексом Древнего мира — храмом Амона Ипет-Сут, который начал строиться в XX в. до н. э. и служил основным государственным святилищем на протяжении всей истории Нового царства.
— Земля Ястреба, мой дорогой мальчик… Там люди могут проследить свою родословную до начала времен. Конечно, нужно обладать немалым воображением, чтобы постичь дух этого места. С виду оно напоминает ветхое арабское селение, возведенное на руинах исчезнувшей великой цивилизации — словно гриб на стволе умирающего дуба…
Возможно, дело было в том, что профессор теперь рассчитывал на постоянный оклад; он потреблял все больше морфия и становился все необузданнее. Он мог получать препараты и для себя, и для меня в значительных количествах. Вскоре мне стало ясно: он тайком снабжал наркотиками половину группы. Если он получал с этого небольшую прибыль, я не винил его, учитывая, что Квелчу в случае поимки грозил год тюремного заключения и крупный штраф. Я сказал, что беспокоюсь только о нем. Профессор уверил меня, что британская полиция практически не может заподозрить англичанина среднего класса в каких-то связях с наркоторговцами, а у египетских полицейских достаточно ума или жадности, чтобы оставить его в покое.
— Забирают только даго и местных, мой дорогой мальчик, и почти все влиятельные или богатые люди скоро покупают себе свободу или договариваются об обмене. Что до доброго Рассел-паши, то он считает: торговля наркотиками — непременный атрибут здешней жизни.
Бертран Рассел был тогда начальником полиции в Каире [420] .
Я немного волновался из-за того, что провел еще один вечер в обществе майора Ная. Я никогда не рассказывал об этом Квелчу, боясь потревожить его. Майор попросил, чтобы я стал его посредником, и я не слишком охотно доставил письма ему и миссис Корнелиус.
420
Бертран Артур Уильям Рассел, третий граф Рассел (1872–1970), — британский философ, логик, математик и общественный деятель. Пьят путает его с Томасом Уэнтвортом Расселом (см. о нем ранее).
Оказалось, что майор боролся не с торговлей наркотиками; инструкции, которые он получил в британской разведке, были связаны с торговлей оружием. В те времена продажа оружия арабам еще не считалась законной и подобные действия называли контрабандой. Я пришел к выводу, что майор работал на правительство Индии.
— Из-за некоторых лазеек в прежних соглашениях мы не можем остановить импорт огнестрела через Маскат. Поэтому Маскат стал таким же превосходным рынком для оптовых торговцев оружием, как Багдад — для продавцов сладостей и сувениров! Там можно купить сколько угодно винтовок и боеприпасов. Единственная проблема — как их потом доставить к месту назначения. Как только товар перевозится через Оманский залив и достигает Персии, его по закону уже не могут конфисковать. Индийское правительство организовало морские
Однако подробностей майор не сообщал, хотя в другой раз рассказал о рейде канонерки в залив, чтобы захватить местное дау. Он взял из бараков Джаска полдюжины сипаев под командой субадара и метиса-белуджа [421] в качестве переводчика. По нелепому стечению обстоятельств они остановили не контрабандистов оружия, а работорговцев.
— Тела в трюме лежали в куче, словно личинки. Мы вывели их наверх, но зловоние было ужасное. По большей части черные и несколько азиатских женщин бог знает откуда.
421
Джаск — город в Иране, на берегу Оманского залива. Сипай — наемный солдат в колониальной Индии. Субадар — офицер-индиец, командующий сипаями. Белуджи — иранский народ с традиционной кочевой культурой.
Мы уже которую неделю не получали известий от Голдфиша, и это немного меня удивляло, потому что прежде он посылал примерно по две телеграммы в день. В итоге мы обратились за помощью к руководителю нашего египетского офиса. Сэр Рэнальф отвечал в примирительном тоне. Он сообщил, что отправил Голдфишу несколько запросов, но тот, похоже, еще не вернулся. Вдобавок исчезнувшего актера, которого в последний раз видели в Шербуре тринадцатого января, на Кипре не оказалось; говорили, что он упал за борт. Эти новости угрожали моему душевному равновесию, но я почти восстановил его, когда однажды утром явился носильщик, чтобы доставить мой багаж на пристань, к колесному пароходу «Нил Атари», который стоял наготове, тихонько вздыхая и пыхтя: машину уже запустили. Старое красное дерево и отполированная временем медь подрагивали, когда мы пробивались через обычную толпу просителей к трапу, который охраняли молодые нубийцы в темно-синих и красных форменных одеяниях. Сэр Рэнальф Ститон ждал нас на палубе. Он сказал, что хотел сообщить новости лично. Как только мы разместимся в каютах, нужно будет собраться в баре, где он произнесет небольшую речь, обратившись ко всей команде.
Хотя наши каюты оказались невелики, они были отделаны лучшим деревом, медные, хромовые и перламутровые детали успокоительно поблескивали, а вещи превосходно размещались под койками, в зеркальных шкафах и над ними. В каюте можно было устроить великое множество тайников. Матрацы из конского волоса мне показались первоклассными, и все вокруг окутывал знакомый сосновый запах дезинфицирующего средства. Помещение никогда не покажется англичанину чистым, если там не пахнет его родной елью. Я замечал это в самых неопрятных домах королевства: чем грязнее пол, тем сильнее бьет в нос шотландской пустошью. Очарование этого аромата смолы настолько глубоко проникло в души британцев, что меня, к примеру, подобные запахи до сих пор успокаивают, особенно если я дурно себя чувствую. Миссис Корнелиус, когда стала считать годы, уделяла все меньше внимания тому, что она называла «дурацким домохозяйством». Запах сырости и плесени (связанный с постоянными проблемами с канализацией и коллектором, который так и не восстановили после того, как в соседний дом попал самолет-снаряд [422] ) все усиливался и под конец стал просто невыносимым. Но добрый старый аромат сосны много лет позволял мне спокойно пить чай.
422
Самолет-снаряд — устаревшее название крылатой ракеты, беспилотный (в большинстве случаев) летательный аппарат, несущий боевой заряд.
Верхняя палуба лодки была затянута тентом, благодаря чему получился танцзал на открытом воздухе с фортепьяно и баром на носу, тент упирался в рулевую рубку, за которой торчали огромные лопасти гребных колес. Именно здесь сэр Рэнальф обратился к нам. Заламывая маленькие ручки, он ждал, пока к остальным присоединятся О. К. Радонич и Грэйс (неохотно поселившиеся в одной каюте).
Некоторые из нас прислонились к стойке или фортепьяно. Другие заняли кресла для отдыха или просто предпочли отойти к поручням, пока корабль слабо покачивался на волнах, поднятых скоростным полицейским катером, а с далекого берега доносился шум Старого Каира.
— Прекрасные дамы, благородные кавалеры, друзья!
Сэр Рэнальф начал монолог с таких обращений, которые, как я понял, в Англии называли «старосветскими». Их в основном использовали последователи Шелли. В моих «Пирсонсах» и «Стрэндах» никогда не уделяли большого внимания прерафаэлитам и не писали языком «Йеллоу бук» [423] , и это означало, что в течение многих лет я не подозревал об отсылках, которые большинство англичан и американцев находят возбуждающими или отвратительными, в зависимости от своих вкусов и склонностей.
423
«Йеллоу бук» — ежеквартальный литературный журнал, издававшийся в Британии с 1894 по 1897 год. Созданный как противовес массовой периодике того времени, делал ставку на более элитарного читателя.