Иерусалим: три религии - три мира
Шрифт:
Правда, панорама Иерусалима, открывавшаяся при подъезде к городу, покоряла многих. Английский миссионер У. Джоует так описывал в 1823 г. свои первые впечатления: «…В беспорядочном скоплении куполов, которые венчают крыши монастырей, церквей и домов и придают этому заброшенному городу даже своеобразное великолепие, нет ничего более прекрасного, чем купол, занимающий место Соломонова храма…В молчаливом восторге я разглядывал все, и особенно привлекательны были элегантные пропорции, блестящий золотой полумесяц и чудесный зелено-голубой цвет мечети Омара». [224]
224
5 N. Schur. Twenty Centuries of Christian Pilgrimage to the Holy Land. Tel Aviv, 1992, p.110.
Однако за стенами Иерусалима приезжих ждало большое разочарование. Вместо
«Дома в Иерусалиме… похожи на тюремные камеры или гробницы. При виде этих каменных домов на фоне пейзажа из камней может возникнуть мысль, уж не кладбище ли это с полуразрушенными могильниками посреди пустыни! В самом городе ничто не возместит вам блеклости окрестностей. Вы блуждаете по маленьким, немощеным улицам, то убегающим вверх, то падающим вниз по неровной поверхности, вы бредете в тучах пыли или по разбросанным булыжникам…На улицах пустынно, никого нет у ворот города, лишь изредка проскользнет в тени крестьянин, пряча под одеждой плоды своего труда в страхе, что их отнимут солдаты…» [225] Это отрывок из путевых заметок одного из известнейших писателей Франции начала XIX в. Ф. Шатобриана, который к тому же был активным политическим деятелем и в 1822 г., в период реставрации Бурбонов стал министром иностранных дел. Его книга «Путь из Парижа в Иерусалим», вышедшая в 1811 г., пользовалась большой популярностью и отличалась достоверной и детальнейшей информацией о палестинском быте. Он одним из последних описал храм Гроба Господня до пожара 1808 г.
225
6 F.Chateaubriand. Itineraire de Paris `a Jerusalem. Цит. по: L. and J. Uris. Jerusalem: Song of Songs. NY, 1981, p. 231–232.
Тема заброшенности, запустения в Иерусалиме особенно бросается в глаза в заметках всех путешественников первой половины XIX в. Мрачные, полуразрушенные улицы и грязные, нищие базары оживлялись только в период больших христианских праздников, особенно на Пасху, когда в Святой город съезжались паломники. В остальное время численность его населения не превышала 8—10 тыс. человек, хотя эти цифры весьма приблизительны и неточны, так как вплоть до 1922 г. в Иерусалиме официально не проводилась перепись населения.
Очень удивляло европейцев отсутствие в Иерусалиме элементарных признаков цивилизации. С наступлением темноты, а темнеет на Ближнем Востоке довольно рано, жизнь в городе, казалось, прекращалась. Ворота запирались, и запоздалых путешественников могли пропустить в город только за немалую мзду. Ни один из известных к тому времени способов освещения улиц — газовые, масляные, парафиновые фонари или просто факелы — в Иерусалиме не применялся. Поэтому ночью можно было передвигаться, только имея проводника с фонарем. К тому же любой, кто появлялся на улице восточного города ночью без фонаря, мог быть арестован как вор. Европейцам, вспоминавшим о блеске вечерних Лондона и Парижа, ночной Иерусалим казался городом мертвых.
Ничто не вызывало большего возмущения приезжих, чем тотальная антисанитария и грязь, царившие на иерусалимских улицах. «Путешественник вынужден пробираться между разбросанных камней, грязи и нечистот, размышляя с горечью и сожалением, как деградировал Святой город». «Иерусалим не оставляет никаких других впечатлений, кроме грязи, разрухи, нищеты, деградации… Все улицы до самого входа в Святой Гроб — это источники заразы». [226] Эти и многие другие свидетельства плачевного санитарного состояния города, которыми пестрят записки очевидцев, говорят о том, что старинные дренажные системы Иерусалима пришли в полную негодность. В лучшем случае мусор собирали и сваливали прямо в долины под стенами города, но в основном всевозможные отбросы человеческой жизнедеятельности и трупы животных оставались гнить на узеньких улицах. В записках одного из русских путешественников упоминается даже труп верблюда, на который он наткнулся, бродя по городу. Нетрудно себе представить, какую атмосферу создавали все эти гниющие нечистоты в местности, где в течение семи месяцев в году вообще не бывает дождей и нещадно палит солнце. Над Иерусалимом стоял смрад.
226
7 A.Millgram. Jerusalem Curiosities. Philadelphia, NY, 1990, p.47.
Мало того, Иерусалим превратился в один из самых опасных для здоровья человека
Когда-то в древнем Иерусалиме существовала разветвленная система водоснабжения с использованием акведуков и бассейнов. Однако со временем они разрушались, и османские власти не находили нужным выделять средства на их восстановление. На протяжении XIX в., как и в предыдущие столетия, главными водохранилищами в городе служили цистерны — огромные каменные резервуары, в которых собиралась и хранилась дождевая вода. Часть из них принадлежала частным лицам, другие находились в общественном пользовании. При правильном содержании цистерн вода в них должна была сохраняться чистой и свежей на протяжении длительного времени. Но в условиях Иерусалима в воду попадали нечистоты, и к концу лета она неизбежно становилась источником всевозможной заразы.
Тем не менее, до конца турецкого правления Иерусалим не знал современной водопроводной системы. Один из первых исследователей и топографов Иерусалима итальянский инженер Э. Пьеротти, живший и работавший в Палестине с 1854 г. по 1860 г, насчитал в городе 992 цистерны. С началом строительства нового Иерусалима за пределами стен Старого города их количество значительно возросло. Турецкая администрация придавала такое большое значение этому источнику водоснабжения, что своим указом запретила выдачу разрешений на строительство домов, если параллельно во дворе не сооружалась цистерна. К началу английского правления в Палестине (1922 г.), по сведениям городских инженерных служб, в городе насчитывалось 7300 цистерн общей емкостью 445 тыс. куб. м. [227]
227
8 Y. Ben-Arieh. Jerusalem in the 19th century, v.1. Jerusalem, 1984, p.79.
Одна из таких цистерн, по причудливым законам иерусалимской архитектуры, сохранилась на крыше самого храма Гроба Господня, где с незапамятных времен ютятся в жалких, облупившихся кельях коптские и эфиопские монахи. Сегодня это вместилище для воды, которое называют цистерной Елены, стало исторической достопримечательностью и даже приносит некоторый доход взявшим ее под свою опеку коптам. Опустив в кружку коптского сторожа горсть монет, с чувством глубокой заинтересованности туристы лезут по скользким ступеням узкой шахты приобщаться к очередному историческому диву. Внизу, в похожем на пещеру зале, находится огромный резервуар, заполненный мутноватой зеленой водой. В середине XIX в. его обследовал английский инженер Чарлз Вильсон — составитель первого подробного плана городской системы водоснабжения. Он установил, что цистерна имеет не менее 200 м в глубину и что дождевая вода стекает в нее с крыш и террас соседних домов. Хотя уже много десятилетий город имеет современную водопроводную сеть, в сезон дождей природа исправно продолжает наполнять водой сооружение предков, как будто напоминая о том, что вода на Ближнем Востоке остается первостепенным стратегическим ресурсом.
Как бы ни был далек Иерусалим от османской столицы, жизнь его всегда оставалась подчиненной тем экономическим, социальным, политическим закономерностям, которые действовали в масштабе всей империи. Само его бедственное положение являлось следствием крайне неэффективных, грабительских методов управления, практиковавшихся центральным турецким правительством. Империя разрушала себя изнутри своим архаичным государственным устройством, отсталой экономикой, задавленной феодальными пережитками. В начале XIX в. Европа уже не сомневалась в обреченности османского режима. «Разрушат эту империю не удары извне или изнутри; у нее прогнило сердце; гнездо коррупции — в самом правительстве», — писал в 1809 г. известный английский политический деятель Ч. Стрэтфорд. [228]
228
9 Виноградов В.Н. Британский лев на Босфоре. М.: 1991, с.47.
В этом «прогнившем королевстве» Иерусалим был отдан на произвол местных властей. Как и в более ранний период, в соответствии с официальным административным делением, он числился в Дамасском пашалыке. Но в начале XIX в. город фактически находился в подчинении могущественных правителей Акко, особенно укрепившихся после неудачной осады Наполеона. Аккский паша Абдалла (1818–1831 гг.) установил жесткий контроль над Иерусалимом, всячески подчеркивая свою приверженность мусульманским святыням. На самом деле, как писал российский консул в Бейруте К. М. Базили, не мечеть Омара прельщала Абдаллу, а христианские святыни, этот золотой рудник для мусульманских правителей.