Иерусалимские дневники
Шрифт:
сидим ‹в молоке› ( ну это оно и к лучшему, в расуждении близости арабских домов и шансов прицеливания с их крыш ) вдруг впереди, довольно близко,
метрах в 200, как грохнет пару раз, сильные вспышки, обьёмные такие, сквозь густой туман хрен поймёшь что…. какая-то пальба, по пустой встречной
полосе туда и оттуда – несколько армейских джипов….сидим…Рафина М 16 – на его коленях, у меня рука на моей ‹пушке›…… потом оказалось что это
солдаты бросали свето-шумовые гранаты в арабов, кидавших в тумане (до их домов 50 – 100
заняли склоны сбоку от шоссе, стояли там в своих накидках, как серо-зелёные грибы под дождём, а мы поехали в этом туманном молоке дальше….. и вот
уже – перекрёсток Гуш-Эцион, огромные коричневые поля по-зимнему голых со скрученными ревматизмом натруженными лозами виноградников ( Ван-
Гога бы сюда ! ), а вот уже – мы огибаем Хальхуль и север Хеврона, и выкатываемся в до боли памятные мне места, с которых в 1987 г. начиналась моя
‹первая любовь› к Израилю ( когда я зимою работал там в мошаве Бейт-Ятир в индюшатнике и на обрезке лоз, думал стать мошавником и поселиться в
этом районе ) – южное плато Хевронской Горы. Это весьма слабо заселённый район, в котором редкие большие арабские деревни – очень опасные и раньше
гнёзда террора ( Ята, Самуа ), теряются в безбрежном просторе покатых пустых холмов полупустынного вида (хотя зимою тут осадков весьма много),
разбросанных на них пещер, в которых до сих пор живут особые ‹пещерные арабы›, одиноких ‹избетот› – ‹микродеревенек› из 2-3-х халуп, редких
еврейских ишувов с их красной черепицей, сумасшедших видов с вершин холмов – то на Иудейскую пустыню, то на всю Хевронскую гору, чуть ли не до
Иерусалима. Виноградники исчезают, там и сям, на склонах – периливающиеся под порывами всегда дующего тут ветра, зелено- желтые волны
низкорослого бедуинского ячменя пополам с сорняками – желтой сурепкой На небе – симфония солнца, дождя, радуг и кромешной тьмы прорывающихся
сюда и уносимых ветром клочьев свинцовых зимних туч с оставшейся за нашей спиной центральной части горы.. Пятна света и тьмы проецируются на
пустыню, на белизну каменных плит на склонах, на Все это бежит и меняется с дикой скоростью, кажется, что пустыня мчится с нами наперегонки…. Вот
мы уже в верховьях ущелья – но здесь это, скорее, просто долинка, постепенно набирающая уклон на восток. Мир разделился на две половины: перед нами
пустыня, озаренная солнцем с радугой- ‹виселкой› в мелкой дождевой жемчужной мороси, за нами чернота приближающейся тучи… Пока Рафи чинил на у
своих армейских клиентов бойлер, дождь набегал и убегал раза три, а потом из пелены поднимавшегося из ущелья тумана выплыли на нас совершенно
нереальные черные рыцари : детины шварценеггеровских габаритов в блестящих от капель доспехах с выдающимися наплечниками, шарами налокотников и
наколенниках, гребнями валиков- накладок вдоль спины, в шлемах с забралами, – на низкорослых, просто распластанных
четырёхлапых черепахообразных зверях – отткрытых пустынных ‹тракторонах› ( ‹баггах› ) --- это возвращался один из спец. армейских патрулей со
снаряжением для пустыни, защищающем от травм при переворотах… Не хватало только герольда и орифиламмы или, для полноты картины пленённого
дракона на цепях… А немного позже из тумана появилясь и ‹младшая дружина›, а может просто – йомены, – нестройная солдатская мокрая толпа в
старых американских дождевиках, выдирающая облепленные грязью ботинки из вязкой почвы и, явно, мечтающая только о миске горячего ‹порриджа› на
обед и кружке доброго эля…. для них починенный котёл, а следовательно, горячая вода в душе были весьми не лишними…
По дороге назад мы заехали в Кирьят-Арбу, еврейский город, сидящий встык с Хевроном, на высоте 1000 м., угодили в ‹самый смак› – начался град со
снегом и дождём. Место, куда мы ехали было своего рода ‹перегородкой› между Кирьят Арбой и самим Хевроном, чьи дома почти касались кое-где
колючей проволоки его ограды, иногда отделённые от неё неск.метрами огородов. первое, что бросилось в глаза, прямо на дороге, вне ворот, да и внутри за
ними, – несколько БТР-ов с расчехленными пулеметами и мокрыми головами расчетов, торчащими из люков… Снова сломаный бойлер… залезли в
металлическую будку, где он стоит, я держал дверь, чтобы было немного света, в щель по рукам бил град, стучал по стенкам и крыше, по брезенту рядом
стоящих шатровых палаток и жести крыш ‹караванчиков›…. потом я заметил снаружи в густом ‹молоке› какую- то возню, шум моторов, беготню, и, с
сильными порывыми ветра со стороны Хеврона, – особенно жесткие очереди градин по железу совсем невдалеке, и, в ответ, какое -то странное тупое эхо со
стороны ворот, этак калибр на 12,5 мм… лишь потом дошло, что это за ‹град›! Вскоре всё стихло… оказалось, что такие ‹инцинденты› тут дело обычное,
помнишь, как в ‹Белом солнце в пустыне…›…. В свете вышеперечисленных событий – ехать домой через Иерусалим ‹дорогой тоннелей› возле Эль
Хадера и Б-Лехема, да ещё к вечеру,нам как-то расхотелось, решили спуститься от Гуш-Эциона сразу на запад на Высокую Шфелу ( предгорья
Центр.Горы), чтобы побыстрее выехать с ‹территорий›, да и ещё на горе араб. поселений там у дороги нет вообще,… и оттуда – на равнину… доехали
спокойно, на спуске – уже вечернее тёплое солнце, ясное небо, тучи впереди – в сторону Шомрона, и позади – на Хевронской горе…., а по обе стороны шоссе -
яркие краски весенней зелени, цветущие персиковые сады…. благорастворение…. Часам к 8 вечера был дома ( у нас пик бури пришёлся на день, но и ночью
еще бушевало порядком )… А уже в новостях в 10 вечера сообщили, что именно на нашей ‹тихой› дороге, на спуске от Гуш -Эцион вниз ехавший через пол